--  Оно  должно быть  невыносимо также  для  греков и римлян, -- сказал
Примут.
     -- Ошибаешься, друг,  -- возразил Приск. -- Есть греки, имеющие свободу
вернуться  в свое  отечество и предпочитающие  оставаться  у  Аттилы. Вчера,
прогуливаясь по  лагерю, я встретил  пленного грека, при взятии  Виминациума
попавшего вместе со своими товарами и деньгами в долю  добычи самого Аттилы.
Он  пригласил меня  в  свой дом, выстроенный внутри совершенно по греческому
образцу,  и  угостил настоящим самосским вином.  Гелейос,  так  зовут  моего
нового  приятеля,  участвовал  в  войне  гуннов  против  антов  и  акациров,
отличился в бою, добыл довольно денег, чтобы выкупить себя. Но 6н не подумал
даже возвратиться на  родину и намерен остаться здесь  до смерти. Он говорил
мне,  что  имеет  доступ  к  столу  повелителя  и   чувствует  себя  гораздо
счастливее,  чем  под властью своего императора. Опасности и  тяготы военной
службы здесь равны византийским, но византийцев всегда  разбивают,  а  гунны
всегда всех побеждали, за исключением лишь одного случая. В мирное  же время
жизнь  в Византии -- проклятие, а в царстве  гуннов -- благословение. Там ни
что не ограждает честного  человека от жадности,  корыстолюбия и  лихоимства
чиновников, а для того чтобы найти правосудие, приходится подкупать всех, от
главного судьи до привратника. Аттила же сам лично разбирает жалобы бедняков
на знатных  и  богатых и  творит  скорый  и справедливый  суд. Недавно  один
сарматский  князь украл у бедного  гунна  жеребца, и спустя час виновный был
уже распят. Один лишь царь может по прихоти отнять у каждого все, даже жену,
но тех,  кто  ему искренне предан, он никогда не обижает  сам и не дает их в
обиду другим. Вот что я  выслушал от  этого гуннского грека,  отпущенника  и
верного приверженца Аттилы!
     ГЛАВА ВТОРАЯ
     Наконец,  на  следующий  день  с  утра  весь  лагерь  зашевелился,  как
встревоженный  улей:  двое  прискакавших  гуннов  возвестили  о  предстоящем
возвращении повелителя.
     Улицы  закипели  народом:  мужчины,  женщины,  дети,  свободные,  рабы,
служанки,  гунны и представители покоренных племен -- все устремились к югу,
навстречу Аттиле.
     Скоро в лагерь явился  Эдико и  пригласил четырех послов  вместе с  ним
посмотреть на въезд царя.
     Послы, не задавая лишних вопросов, поспешно последовали за ним. Вигилий
не  был  приглашен им,  хотя послы узнали из разговора  своих спутников, что
Эдико только что имел с ним тайный разговор у него в доме.
     Длинная,  почти бесконечная  вереница  молодых  девушек вышла далеко за
город  навстречу   Аттиле.  Самые  высокие   из  них,   попарно   шедшие  по
противоположным  сторонам  большой  дороги,  защищаясь  от палящего  солнца,
держали  над головами тонкие полукруглые  деревянные обручи с натянутыми  на
них пестрыми полотенцами.
     Между каждой такой парой двигались в  такт по две другие девушки, делая
четыре шага  вперед  и два назад.  Каждые восемь из них  были одеты в одежду
одинакового  цвета. Девушки  выбраны были самые красивые из всего  лагеря, и
свое медленное, плавное шествие они сопровождали пением гуннских песен.
     С  изумлением смотрели чужестранцы  на это невиданное  и в  своем  роде
красивое зрелище.
     Вдалеке на дороге показался столб пыли: то близился Аттила.
     В  авангарде скакала густая толпа гуннских  всадников. Одеты они были в
широкие плащи, которые можно было стягивать прикрепленными к  ним ремнями, а
также  употреблять  как покрывала  для лошадей.  На  груди у них были  одеты
безрукавки  из  не  дубленой  конской  кожи; руки  и  ноги  выше  колен были
обнажены: обуви гунны не знали.  Левая  щиколотка обвязана  была  ремнем,  к
которому  на пятке  прикреплялась  шпора, состоявшая  часто  из  одной  лишь
крепкой и острой колючки терновника.
     Желтая от  природы кожа этих монголов  на лице, затылке,  шее, руках  и
ногах  превратилась  в темно-коричневую от загара  и  никогда  не  смываемой
степной пыли.
     Голова   у  большинства  была  открыта,  только  самые  богатые  носили
остроконечные черные  барашковые  шапки.  Темные  волосы  длинными,  прямыми
прядями спускались  с  низкого, покатого лба на  лицо с  широкими скулами  и
узкими черными  глазами,  над которыми почти  совершенно не было  бровей. По
праздникам женщины  обильно натирали  им волосы конским  жиром,  отчего  они
приобретали  необычайные  лоск и  запах.  Ресницы  у гуннов  были  черные  и
короткие,  а  на  подбородке  вместо  бороды торчали  лишь  жиденькие  пучки
щетинообразных волос.
     У  богатых плащи  и куртки  украшены были  густо  и  безвкусно нашитыми
золотыми и серебряными обломками различной  римской утвари, кусками  кубков,
обрывками   дверных  и   экипажных   обивок.   На  шапках   укреплены   были
продырявленные  золотые  и  серебряные монеты, монеты же  болтались на  шее,
нанизанные  на  тонкий  ремешок, и резкое  звяканье их  при  каждом движении
радовало гуннов.
     Вооружение  всадников  состояло  из луков  и маленьких коротких  черных
камышовых  или деревянных  стрел, оконечность которых  очень часто пропитана
была соком ядовитых растений. Кроме  лука и стрел,  у них были  еще длинные,
тонкие,  острые  копья,  под  оконечностью  которых   у  многих  развевались
связанные красной лентой пучки  волос  с головы особенно сильно ненавидимого
врага. Но самым распространенным оружием  гуннов были  их бичи:  на короткой
деревянной  или  кожаной рукоятке укреплялись  пять,  семь  или девять полос
самых крепких  буйволовых  ремней,  оканчивавшихся  каждая огромным узлом, в
который зашивались свинцовые шары или тяжелые камни.  Гунны так артистически
владели  этими  бичами,  что  раздробляли  ими  головы и  кости  неприятеля:
благодаря этому оружию Аттила получил прозвище "бича народов".
     За  авангардом  следовала  верхом  густая толпа гуннских,  германских и
славянских вождей. Князья и вельможи  сияли богатым вооружением, а гунны так
и  горели  золотыми  украшениями  и  драгоценными камнями под  яркими лучами
полуденного солнца.
     Позади них, на  значительном отдалении,  на  великолепнейшем  коне ехал
Аттила, совершенно один.  Ни  конь,  ни всадник  не имели на себе ни единого
украшения.
     Высокая   остроконечная   баранья   шапка  придавала   немного   вышины
низкорослому  человеку. Фигуру его  нельзя  было рассмотреть: она скрывалась
под широким плащом  из тонкого, красно-коричневого  сукна,  ниспадавшего  от
широкого, короткого  затылка и могучих, высоко приподнятых плеч до самых его
ног.  Боковой  разрез  плаща  освобождал  его обнаженные руки.  В  левой  он
небрежно  держал  ременную  узду,  правою   же  торжественно  помахивал  над
разразившеюся восторженным ревом толпою своих подданных.
     За  царем, также  на значительном расстоянии, следовал отряд из знатных
представителей  всех  покоренных  племен  его  царства,  а  в  самом  хвосте