-- воскликнул Дагхар.
     Эллак глубоко вздохнул.
     -- Жениху незачем говорить мне  это.  Она имеет  право быть гордой, как
богиня.  Но  все-таки  повторяю, на этот  раз  неправы вы, король и принц, а
повелитель гуннов  прав. Я даю  вам  добрый  совет. Не  все  сыновья  Аттилы
расположены к вам.
     -- Почему? -- спросил Визигаст.
     --  Они  знают,  что  Аттила  не любит германцев. И  насколько я  держу
сторону германцев, настолько же они возбуждают его  против них. И он охотнее
слушает их, нежели меня... Зато он очень привязан...
     -- К злому мальчишке Эрнаку и чудовищу Дженгизицу! -- вскричал Дагхар.
     -- Горе нам, когда они будут править нами, -- прибавил Визигаст.
     -- Этого  никогда  не будет!  --  рассмеялся Дагхар.  Эллак смерил  его
строгим взглядом.
     -- Почему не будет, безрассудный юноша?
     -- Потому что прежде... потому что еще раньше...
     --  Молчи,  Дагхар! -- вмешался король. --  Потому что мы будем просить
Аттилу при разделении  царства  между  его  наследниками,  -- а ведь  у него
больше ста сыновей! -- чтобы нас, германцев, он отдал бы тебе...
     --  Вот  этого так  не  будет!  --  покачал  головою Эллак.  --  Братья
позавидовали  бы такой большой доле для меня! Да,  кроме того, Дженгизиц уже
выпросил себе у царя некоторых из ваших племен.
     -- Зачем? -- спросил Визигаст. -- Ведь он ненавидит нас?
     -- Именно поэтому Аттила и согласился на его просьбу.
     -- Горе  народам под  его владычеством!  Он  бесчеловечен!  -- произнес
король.
     -- Словом, он истинный гунн! -- сказал с презрением Дагхар.
     -- Скир! -- воскликнул Эллак сдержанно, но с угрозой.
     --  Прости ему, -- попросила Ильдихо, -- он не может обидеть тебя, ведь
ты наполовину наш соплеменник.
     -- А Дженгизиц, -- гневно продолжал Дагхар, -- так это уже чистокровный
гунн! Гордость и украшение своего народа.
     -- Оттого-то отец и любит его, -- печально сказал Эллак.
     --  Да  откуда гуннам  знать  человеческое милосердие,  когда  они сами
нелюди? -- горячился Дагхар.
     -- Что ты говоришь? -- спросил Эллак.
     -- Предание это известно всем германцам, и оно не выдумка.
     --  Я  знаю его.  Позади тебя,  Дагхар, на дереве висит твоя арфа. Спой
мне, прошу тебя, сагу о происхождении гуннов, -- и Эллак подал ему маленькую
треугольную арфу.
     ГЛАВА ТРЕТЬЯ
     Дагхар  ударил  по  струнам  и  запел  любимую   германцами  сагу.  Все
германские племена, говорилось в ней, произошли от светлых богов.  Одни лишь
гунны рождены злобными, нечистыми финнскими  колдуньями,  изгнанными  за  их
гибельные чары  в далекие  степи. Здесь-то  от проклятого  союза колдуний  с
духами  зла  народились  отвратительно-безобразные,  кривоногие,  грязные  и
коварные гунны.
     Дагхар пел  с увлечением и страстью, особенно подчеркивая самые обидные
для гуннов места.
     Ильдихо  с  участием  смотрела на Эллака, стоявшего молча, с опущенными
глазами.
     -- Благодарю, -- спокойно сказал он,  когда певец кончил. -- Пение твое
поучительно.  Ты  лучше  всего  пел  наиболее  отвратительные  части   саги.
Очевидно, ты веришь этому. К сожалению, ненависть к гуннам до того въелась в
вас, что даже ты не сомневаешься в истине бабьих сказок!
     -- Верю,  потому что мне хочется верить,  -- упрямо  отвечал Дагхар, --
сага не лжет. Я пел ее не для тебя, мне жаль было огорчить тебя, но я охотно
пропел бы ее кому-то другому, в присутствии его вельмож и гостей!
     -- Мне приятнее слышать звуки любви. Теперь спой мне любовную песнь. Ты
должен быть особенно искусен в этом роде!
     --  Это правда! --  с сияющим взором  вскричал  Дагхар. -- И  для моего
вдохновения достаточно одного лишь взгляда на нее!
     С  горячей  страстью пропел он песню,  полную  самой нежной  любви,  и,
окончив, устремил  пылающий взор  на зардевшуюся  невесту. Отбросив арфу, он
быстро подошел  к ней с раскрытыми объятьями, но она  строго отстранила его,
лишь на мгновение сжав его горячую руку. Между тем Эллак, подняв отброшенную
арфу и печально глядя на счастливую чету, тихо напевал гуннскую песню.
     --  Прекрасная,  печальная  мелодия,  хотя  и гуннского  характера,  --
заметил Дагхар.
     --  Эллак! -- произнесла Ильдихо, глядя в его большие темные  глаза, --
то  высокое  благородное  побуждение,  которое  привело  тебя  к  нам,  было
побуждением гота, а не гунна. Никогда больше я не назову тебя гунном.  Ты не
чужой нам. Для меня ты сын Амальгильды, а не Аттилы.
     -- Ты заблуждаешься, принцесса, и несправедлива к могучему завоевателю.
Аттила  ужасен,  но в  то  же  время  он велик,  и ему  доступны  доброта  и
благородство. Это говорю  я, ненавидимый им сын. Но теперь поспешите! Король
уже велит вести коней. Я сам проведу вас по кратчайшей дороге.


Книга четвертая
     ГЛАВА ПЕРВАЯ
     Много  дней пришлось послам дожидаться  в лагере Аттилы. Размещенные  в
лучших  домах, они были полностью  снабжены  всем, в чем нуждались, и с ними
обращались очень вежливо. Вигилий избегал их, точно так же, как они избегали
его.
     Эдико исчез,  и  на все  расспросы о нем послов гунны  только  пожимали
плечами и отвечали,  что  никому  неизвестны  тайны  доверенных  властелина.
Однажды вечером послы прогуливались по широким улицам лагеря, с изумлением и
трепетом беседуя о царстве гуннов и его повелителе.
     -- Ни  один  смертный,  --  сказал  Максимин,  -- о  котором  упоминает
история, будь то Александр Македонский или Юлий Цезарь, не совершили столько
необычайного в  такой короткий срок.  Он простер  свое  господство  по  всей
Скифии, от Византии до Тулэ, от Персии до Рейна!  Он  покорил себе мидийцев,
персов,  парфян  и частью  договорами, частью угрозами и силою  заставил  их
войти с ним в союз против Византии!
     -- И  нельзя утешаться мыслью, что  это  чудовищное могущество возникло
только благодаря слепому военному счастью и не имеет внутренней связи. Этого
гунна можно назвать извергом, но тем не менее он велик. Господство его легко
переносится гуннами и сарматами, -- сказал Примут.
     -- Германцы скрежещут под его игом, -- заметил Ромул.