--  Император, -- с горечью заговорил Максимин,  --  для удовлетворения
тебя,  вынужден был предписать  сенаторским родам  продать их наследственные
драгоценности, так же как необходимую для стола золотую и серебряную посуду,
а лучшие вина...
     -- Я пью только воду из этого деревянного кубка, о патриций, -- прервал
его  Аттила, поднимая кубок и отпивая глоток,  после  чего обтер рукою  свои
толстые губы. --  Вы  жалуетесь, что  ваша  государственная казна  пуста, --
продолжал он, --  но  почему она пуста?  Потому что императоры  ваши  тратят
громадные  деньги на бессмысленные зрелища, состязания, на ненужную роскошь,
на изумительные  постройки!  Народ, у которого нет больше достатка в железе,
чтобы  отразить соседей, должен и свое золото отдавать этим соседям, имеющим
на  него  неоспоримое  право.  Как  дерзаете вы  так  расточать мое  золото,
хранящееся в ваших сундуках?  Но однако, какой я  варварский болтун,  не так
ли,  мудрый  ритор Приск?  Прости, благородный патриций,  мы,  гунны,  умеем
только  ездить  верхом, а  не  сплетать красивые  речи. Да и дела  свои я не
способен разбирать  по порядку.  Вот  я беседую с  вами, а между тем еще  не
расспросил  моего посла, Эдико, как  он исполнил свое поручение и как провел
время в великолепной Византии?
     Послы изумленно переглянулись.
     -- Неужели он и в самом деле еще не расспросил его? -- прошептал Примут
в недоумении.
     --  Наверное! --  также  тихо отвечал Приск. --  Внимание,  о Максимин!
Сейчас мы узнаем тайну Эдико!
     ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
     Говори  откровенно,  --  приказал  царь,  --  этих византийцев  незачем
стесняться. Они ведь друзья наши, а от друзей у гуннов нет тайн.
     Эдико выступил вперед, глубоко поклонился и начал совершенно спокойно:
     -- В несравненной Византии я видел, слышал и испытал нечто невероятное.
Правду сказал  тот  готский король, который, прожив  в этом городе несколько
дней, воскликнул:
     "Здесь существует множество вещей возможных и столько же невозможных!"
     Послы обменялись довольными взглядами.
     -- Даже невозможных? -- медленно спросил Аттила.
     -- Суди сам, мой господин, возможно или невозможно то,  что пережил  я,
твой  посол.  Ты сам назовешь  это невозможным. И доказательство я положу на
твои колени.
     Все присутствующие с напряженным вниманием  слушали германца, начавшего
свой рассказ.
     -- Вигилий пришел за мной в отведенный мне дом и повел меня к Хрисафию,
могущественнейшему  лицу  в  византийской  империи.  Путь  наш  лежал   мимо
роскошных дворцов, населенных придворными и первыми вельможами  государства.
Громко  восхвалял я великолепие этих зданий  без  всякого злого умысла. Меня
поразил  странно-пытливый взгляд моего спутника, но я не смог объяснить  его
себе.  Когда  же я  уже стоял перед  всемогущим евнухом,  Вигилий, по  моему
мнению, весьма неприлично  начал описывать ему мое  восхищение императорской
роскошью.
     Затаив дыхание, Вигилий следил за каждым словом Эдико.
     -- Безумец!  --  прошептал  он. --  Что он,  бредит?  Но  может быть он
находит лучшим притворяться моим врагом...
     --  В конце,  --  продолжал германец, -- Вигилий  прибавил, и  это была
чистейшая  ложь,  что  я  называл византийцев  счастливыми  за  их  богатую,
роскошную жизнь.
     "Что хочет он сказать всем этим?" -- со страхом думал Вигилий.
     -- Тогда Хрисафий сказал: "Ты можешь, Эдико,  иметь  такой  же дворец и
тонуть в золоте, если только захочешь".
     "Когда же он перестанет говорить правду и начнет лгать? Что за безумный
риск!" -- мысленно сокрушался Вигилий.
     -- Я  изумился. "Тебе стоит только оставить гуннов и перейти к нам", --
продолжал Хрисафий.
     "Я дышу наконец! Первая выдумка!" -- подумал Вигилий.
     -- Я не находил слов от  удивления. Тогда, -- внезапно указывая пальцем
на Вигилия, гневно продолжал Эдико, -- в разговор вмешался вот этот человек!
     -- Он помешался! -- в ужасе вскричал Вигилий.
     На лбу  у него  выступил холодный  пот, он повернулся  к Эдико  спиной,
закрыл голову плащом и быстро направился к выходу.
     Но на его плечи легли железными тисками руки четырех гуннов, давно  уже
окруживших и отделивших его от  остальных послов, и повернули его на прежнее
место.  Они же удержали  его  от  падения, так как ноги подгибались под ним.
Дрожа в  смертельном страхе,  он  вынужден был  перед  лицом ужасного Аттилы
выслушать весь рассказ Эдико.
     --  Имеешь ли ты свободный доступ к Аттиле, -- спросил меня Вигилий, --
в его палатку или в его спальню?
     Я отвечал, что когда повелитель мой не посылает меня в чужие страны или
на войну, то я по очереди с другими вельможами стою на страже у его палатки,
охраняя его  сон, и по вечерам и  по утрам  подаю ему для питья кубок чистой
воды.
     -- О, ты счастливец! -- воскликнул евнух своим пронзительным, визгливым
голосом. --  Какое  счастье ожидает тебя, если  ты  только умеешь  молчать и
обладаешь  небольшой долей отваги! Я осыплю тебя  высшими почестями! Но  все
это  требует обсуждения  на досуге,  я  же спешу  теперь во дворец.  Сегодня
вечером приходи сюда на ужин, но один, без твоих спутников и без свиты.
     --  Я все еще  сомневался в тайной мысли презренного. Я  думал,  что он
хочет через  мое посредство расположить моего повелителя к выгодному  миру с
Византией. Я  обещал прийти. Он сделал знак. Вигилий  схватил меня за руку и
вывел  из комнаты,  а сам  остался с евнухом. Вечером, за ужином  у  него  я
встретил только одного гостя -- Вигилия.
     При этих словах Вигилий упал, несмотря на поддержку гуннов;  они  грубо
подхватили его  и подсунули под него скамейку. Он не  мог  держаться прямо и
сидел, прислонившись к колонне, в не отпускавших его железных тисках воинов.
     ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
     Послы с невыразимым удивлением слушали Эдико, который продолжал:
     --  После того,  как рабы убрали со с гол а, Вигилий  сам запер за ними
дверь покоев.  Предварительно убедившись,  что  нас  никто не  подслушивает,
евнух и он взяли  с меня клятву никому не открывать того, что я услышу, даже
если бы я не согласился на их предложение. Я  поклялся, потому  что решил во
что бы то ни стало узнать их тайну.
     -- И так-то исполняешь ты свою клятву, жалкий германец! -- вне себя  от
отчаяния вскричал Вигилий.
     -- Я не нарушаю  ее, -- отвечал Эдико, --  потому что  я клялся молчать
ради моего блаженства со святыми  на небесах. Но я не верю в ваших святых: я