чтобы каждый был воодушевлен фанатичным желанием и волей к борьбе, знал: весь
мир с затаенным дыханием следит за этой борьбой и что борьба за Берлин решит
судьбу войны".
И надо сказать, что этот приказ выполнялся. Нацистские злодеи сражались упорно и
фанатично.
Все основные здания города были приспособлены для обороны, особенно в
центральной части города. Оборонительные позиции соединяли между собой ходами
сообщений. Для скрытного маневра использовалось метро.
Цель фашистской клики состояла в том, чтобы играть на разногласиях между
союзниками, выиграть время и попытаться заключить на любых условиях сепаратный
мир с США и Великобританией. Было известно и о тайных переговорах американских
спецслужб с Гиммлером. В свою очередь союзники, которые до этого не торопились с
открытием второго фронта, теперь также стремились как можно дальше продвинуться
в глубь Германии вплоть до овладения Берлином и завоевать наиболее выгодные
стратегические позиции к моменту завершения войны.
У. Черчилль дал даже указание не расформировывать капитулировавшие немецкие
части, чтобы быть готовым их вновь вооружить и использовать в своих целях, если
советские войска, как он подозрительно, применительно к своим политическим
замашкам, полагал, вдруг вздумают и дальше наступать на запад. В то время трудно
было сказать, чем все это может кончиться.
В последние годы появились публикации, где нас уверяют, что наши западные
союзники и не собирались брать Берлин. Поэтому Жукову не было надобности
спешить. Н.С. Хрущев в своих мемуарах поведал "тайну", будто бы Сталин ему
рассказал, что если бы не доброжелательное отношение к нам со стороны
Эйзенхауэра, то Жукову ни при каких обстоятельствах не удалось бы овладеть
Берлином. Но это не так. Есть хорошо известные заявления Черчилля, генералов
Эйзенхауэра, Монтгомери, свидетельствующие о том, что они при определенных
обстоятельствах не прочь были бы овладеть Берлином. А генерал Паттон, по его
собственному признанию, только об этом и грезил.
1 апреля 1945 года У. Черчилль писал Ф. Рузвельту:
"Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они
захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное
представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и
не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и
весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической
точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и в
том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно,
должны его взять".
Д. Эйзенхауэр сообщил Монтгомери: "...Если у меня будут возможности взять
Берлин, я его возьму".
Но в апреле союзные войска были задержаны противником на рубеже реки Эльбы.
Генерал Эйзенхауэр писал английскому фельдмаршалу Монтгомери: "Ясно, что Берлин
является главной целью. По-моему, тот факт, что мы должны сосредоточить всю нашу
энергию и силы с целью быстрого броска на Берлин, не вызывает сомнения".
Генерал Эйзенхауэр соглашался с тем, что "важнейшим объектом после Рура был
Берлин", но считал, что Берлин не может быть объектом западных союзных армий,
так как Красная Армия находилась ближе к нему, чем союзные войска. Об этом
решении он поставил в известность советское Верховное Главнокомандование еще 28
марта 1945 года. Но Эйзенхауэр испытывал большое давление со стороны политиков и
некоторых влиятельных военных руководителей и поэтому трудно было сказать, до
конца ли он будет придерживаться этой позиции.
Это подтверждается и следующим его письмом председателю Объединенного комитета
начальников штабов (от 7 апреля 1945 г.): "Я первым признаю, что война ведется
для достижения политических целей. И если Объединенный комитет начальников
штабов решит, что стремление ... взять Берлин перевешивает чисто военные
соображения, я с радостью пересмотрю мои планы, чтобы осуществить такую
операцию".
В свете всего этого пусть читатель сам судит, насколько верно утверждение Эд.
Поляновского о том, что "Берлин был обречен, войска союзников не собирались его
штурмовать, он был наш во всех случаях". Вроде, иди и бери голыми руками... Но
кроме всего остального, там сидели еще правители фашистской Германии, от которых
можно было ждать чего угодно, если бы взятие Берлина затянулось.
Вот почему Сталин торопил Жукова с подготовкой наступления на Берлин.
В этих условиях сложной и запутанной военно-политической обстановки советское
руководство и командование могли пресечь все закулисные дипломатические маневры
и интриги только путем быстрейшего разгрома остатков немецко-фашистской армии и
овладения Берлином. В Берлинской операции участвовали войска 1-го и 2-го
Белорусского, 1-го Украинского фронтов и силы Балтийского флота, 18-я армия
дальней авиации, соединения войск ПВО страны. Главная роль отводилась войскам
1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова. В сжатом виде замысел
операции состоял в том, чтобы ударами трех фронтов прорвать оборону фашистских
войск по рекам Одер и Нейсе, и, развивая наступление на запад, окружить и
уничтожить основную группировку противника, овладеть Берлином, выйти на р. Эльба
и соединиться с войсками наших западных союзников.
По решению командующего войсками 1-го Белорусского фронта маршала Г.К. Жукова
главный удар наносился с плацдарма западнее Кюстрина силами пяти общевойсковых и
двух танковых армий. Планировалось, что общевойсковые армии в первый день должны
прорвать первую оборонительную полосу противника глубиной 6--8 км и затем для
развития успеха будут вводиться танковые армии.
Саму й сложившейся обстановкой, задачами, поставленными Ставкой, 1-й Белорусский
фронт был поставлен в условия, когда затруднены какие-либо другие формы
оперативного маневра. Но Жуков и в первоначально наносимом фронтальном ударе
закладывает основы для последующих охватывающих ударов с целью расчленения и
уничтожения Берлинской группировки противника по частям.
Как подчеркивалось на военно-научной конференции группы советских оккупационных
войск в Германии в апреле 1946 г., в данном случае фронтальный удар в первую
очередь преследовал цель дробления сосредоточенных на кратчайшем направлении
Кюстрин -- Берлин сил и средств противника. Прорыв производился на широком
фронте и на трех направлениях. Ширина прорыва равнялась 44,3 км, что составляло
больше, чем 1/4 протяжения всей линии фронта войск 1-го Белорусского фронта. В
то время как, например, в Варшавско--Лодзинско--Познаньской операции ширина
фронта прорыва составляла 1/7 часть протяжения всей линии фронта. Прорыв на
широком фронте, производимый в трех направлениях, исключал возможность
контрманевра сил, средств, сосредоточенных противником для прикрытия Берлинского
направления с востока. Противник не мог ослабить фланги своей Берлинской
группировки с севера или с юга (противостоявшие правому и левому крылу войск
фронта), так как это облегчило бы нам возможность развить наступление на
вспомогательных направлениях севернее или южнее Берлина и совершить охват
Берлина с флангов. В то же время противник не мог усилить свои фланги за счет
центра, т.к. этим бы облегчалось успешное развитие наступления на направлении