всех переговорах во время войны интересы СССР, говорит о многом. Но Сталин
нередко превращал политику в самоцель и не всегда учитывал в полной мере
военно-стратегические соображения, как это было например, в 1941 г.
Сталин, как известно, придавал большое значение созданию экономического
фундамента обороны страны, техническому оснащению армии и флота и другим, как он
говорил, постоянно действующим факторам, решающим ход и исход войны.
Сталин был сторонником максимальной централизации руководства всеми оборонными
делами и вооруженными силами. С тех пор как война стала охватывать все стороны
жизни государства, объединение в одних руках политической и военной власти
считалось одним из условий, благоприятствующих наиболее полной мобилизации всех
экономических, моральных и военных возможностей государства для ведения войны.
Стремление к этому в той или иной мере проявлялось во всех государствах в
периоды первой и второй мировых войн, в том числе и в буржуазно-демократических
странах, таких как, скажем, США и Англия.
Вообще твердое руководство, насаждение жесткой требовательности и дисциплины
были вполне оправданными в военное время. Но в нашей стране такая централизация,
перейдя все допустимые разумные пределы, во многом сковывала деятельность
руководящих кадров и особенно военного ведомства.
Сталин, несмотря на свою исключительно высокую работоспособность и напряженную
деятельность, не мог своевременно охватить многих вопросов, а без него они не
решались. Пагубно сказывались на всех делах излишние самоуверенность и упрямство
Сталина. В результате, перед войной, как уже отмечалось, совершенно бесправные
Нарком обороны и Генштаб, командующие войсками военных округов вносили одно
предложение за другим о приведении приграничных военных округов в полную боевую
готовность, но не смогли добиться одобрения и реализации своих предложений.
Контроль за исполнением приказов -- важнейшая обязанность любого вышестоящего
органа управления. Но Сталин, будучи по натуре крайне подозрительным человеком и
никому не доверяя, довел требование о контроле до абсурда. Нагромождение
контроля не только сковывало, но и подавляло всякую инициативу подчиненных
инстанций.
Не говоря уже о многих инспектирующих комиссиях, проверяющих типа Мехлиса,
буквально терроризирующих подчиненных и дезорганизующих работу, о
систематических доносах представителей НКВД, особых и других органов, которые в
совокупности нередко создавали тягостную, нервозную обстановку в системе
управления войсками. Стоило маршалу Тимошенко, будучи командующим Сталинградским
фронтом, в ходе боевых действий искупаться в реке, Хрущев тут же донес об этом
Сталину. Прилег представитель Ставки при фронте отдохнуть, пошел ли он в баню,
сказал ли лишнее слово -- все становилось известным в Москве. И в такое тяжелое
время, такие большие люди находили время собирать и рассматривать такую
информацию. Положение дел усугублялось беспрерывными перемещениями командующих и
других должностных лиц. Только непосредственно перед войной сменилось четыре
Начгенштаба, в ходе тяжелых оборонительных сражений в 1941--1942 гг. происходили
частые смены командующих фронтами и армиями. Но ни один самый одаренный
командующий, прибыв на фронт, не может за несколько дней не то что изменить
обстановку, но даже познакомиться и овладеть ею.
К тому же Сталин практически не бывал в действующей армии, не выезжал на фронты,
а без личного общения с теми, кто выполняет боевую задачу, по одним лишь
донесениям и телефонным докладам невозможно понять и прочувствовать во всей
глубине все особенности складывающейся обстановки. Правда, этот изъян в
стратегическом руководстве компенсировался частыми основательными выездами на
фронты Г.К. Жукова, А.М. Василевского, других представителей Ставки ВГК. Но
ничто не может заменить личного восприятия обстановки. Отметим, между прочим,
что в отличие от Сталина, Черчилль, Де Голль, да и Гитлер побывали во время
войны во всех объединениях и во многих соединениях своих войск.
Главная беда Сталина, как и других политических деятелей (например, К.Е.
Ворошилова, Д.Ф. Устинова), в разное время самонадеянно бравшихся за решение
военных вопросов, состояла в том, что они, не зная войск, не имея опыта
управления ими, совершенно не представляли себе как в действительности могут
происходить действия после принятия политических решений и отсюда военная
некомпетентность решений, постановка войскам нереальных задач. Сталину казалось,
как только он скажет, армия сразу же и развернется для отражения агрессии, с
началом войны или в ходе войны по любому телефонному звонку войска смогут
перейти в наступление или нанести контрудар, он не понимал, что на это требуется
определенное время. Именно по этому вопросу в большинстве случаев происходили
столкновения Жукова и Сталина.
Сталин придерживался активной наступательной стратегии, хотя в теории признавал
и правомерность отступления, когда это требуется по обстановке. Он высказывал
даже правильные слова о недопустимости огульного наступления, необходимости
закрепления успехов. Но на деле культ наступления был доведен у него до
крайностей, когда стратегическая оборона рассматривалась как что-то низменное и
недостойное советского военного искусства, что явилось одной из причин наших
поражений в 1941 и летом 1942 г.
Одним из коренных положений теории и практики военного искусства, выдвинутых
Сталиным, был тезис о решающем значении выбора главного удара для успеха в любой
операции. Его теоретические суждения о необходимости учета при выборе
направления главного удара политических, экономических и военных аспектов
обстановки в принципе были резонными. Но и это положение было превращено в
догмат. В частности, было, конечно, большим преувеличением, что правильный выбор
направления главного удара на три четвертых и чуть ли не автоматически
предопределяет успех операции.
Опыт войны показал, что наряду с обоснованным решением (в том числе выбором
направления сосредоточения главных усилий), постановкой реальных задач войскам,
главными факторами, обеспечивающими успех, были достижение скрытности и
тщательности организации боевых действий и всестороннего их боевого,
материального и технического обеспечения, умелого управления войсками в ходе боя
и операции.
На практике же Сталину ни в 1941, ни в 1942 гг. не удалось правильно определить
направление главного удара противника и соответственно направления для
сосредоточения основных усилий своих войск. В последующие годы войны, когда он
стал прислушиваться к мнению Генштаба, Г.К. Жукова, других командующих фронтами,
Ставке ВГК во главе с ним, как правило, удавалось изыскать наиболее выгодные
направления для ударов с решительным сосредоточением основных усилий на решающих
участках фронта. В отличие от контрнаступления под Москвой и наступательных
операций весной и летом 1942 г., когда силы были распылены, в 1943--1945 гг.
довольно удачно и продуманно определялась последовательность нанесения ударов и
проведения операций путем широкого маневра силами и средствами и
заблаговременной подготовки резервов с целью разгрома основных группировок
противника по частям.
Срыв планов мобилизационного развертывания вооруженных сил в начале войны и
тяжелое отступление с огромными потерями, непредвиденное расширение линии