потеряли самообладания. Хотя они были не в силах поколебать общую трусость
и бессилие, себя они могли уберечь. В их числе оказался жених прекрасной
датчанки; он спасся на рыбачьей лодке и, наткнувшись на английский фрегат,
просил помощи. Англичане быстро подошли к Рейкьявику, под угрозой пушек
заставили пиратов сдаться и заковали их в цепи, а губернатора и его дочь
освободили. Главу разбойников судил английский суд и оправдал, так как он
не затронул интересов подданных Великобритании[23]. А исландцы после
шестинедельного пребывания под властью короля-пирата вернулись к своим
делам, на что только и были способны как люди гармоничные, цивилизованные и
безвредные для всех, кроме самих себя. Ибо повышенная беззащитность не
всегда способствует процветанию этноса.

"ВЫРОЖДЕНЦЫ", "БРОДЯГИ", "БРОДЯГИ-СОЛДАТЫ'

Наконец, в составе этносов почти всегда присутствует категория людей с
"отрицательной" пассионарностью. Иначе говоря, их поступками управляют
импульсы, вектор которых противоположен пассионарному напряжению.

Исландцы не потеряли хотя бы способность работать, чтобы прокормить свои
семьи, а также уберечь источники жизни: места лова сельди, колонии гаг, где
они собирали гагачий пух, и небольшие луга среди скал, нужные для прокорма
молочного скота. Но субэтнические образования в урбанистических
агломерациях древности являли собой куда худшие варианты. Разложившиеся
потомки римских граждан, потерявшие свои земельные участки (парцелы),
скопились в 1 в. в Риме. Они ютились в каморках пятиэтажных домов, дышали
зловониями "клоаки" - ложбины, по которой спускали в Тибр нечистоты, пили
вино из вредной свинцовой посуды, но настойчиво и нагло требовали от
правительства "хлеба и зрелищ". И приходилось давать, так как эти
субпассионарные толпы могли поддержать любого пассионарного авантюриста,
желавшего совершить переворот, если тот пообещает им дополнительную выдачу
хлеба и более шикарное представление в цирке. А защищать себя от врагов они
не умели и не хотели уметь, ибо учиться военному делу трудно.
Субпассионарий полагает, по собственной несокрушимой логике, что будущего
никто предвидеть не может, так как он, получатель хлебного пайка и зритель
цирковых представлений, не умеет делать прогнозы на основании вероятности.
Поэтому он делит получаемую информацию на два сорта: приятную и неприятную.
Носителей второй он считает своими личными врагами и расправляется с ними
при каждом удобном случае.

Результатом оказалось взятие Рима Аларихом (410 г.) причем готов было
меньше, чем боеспособных и военнообязанных в черте города Рима, не говоря
уже об Италии. И даже этот позор ничему не научил римлян. Готы обошлись с
побежденными мягко и ушли. Это дало повод для очередного самоуспокоения. Но
когда вандал Гензерих взял Рим (455 г.), объявив себя мстителем за
разрушение Карфагена, он легко учинил резню среди субпассионариев, которых
в отличие от гармоничных и безвредных исландцев никто не пожелал спасать.
После вандальского погрома Рим уже не оправился. Но как-то не хочется его
жалеть.

Аналогичная ситуация имела место в Багдаде, которым овладели не пришлые
варвары, а купленные халифом тюркские рабы - гулямы. В IX в. арабские воины
перевелись. Их потомки предпочитали заниматься мелкой торговлей и болтовней
на базарах. Чтобы охранять особу халифа, а подчас и границы халифата,
потребовались воины-профессионалы. Что же, их купили в степях Средней Азии
и пустынях Нубии. Они оказались единственной реальной силой в Багдаде и
стали смещать халифов по своему усмотрению. А население огромного города
плакало, ругалось и острило, но предпочитало жить не работая и умирать стоя
на коленях, только бы не защищаться.

Такие последствия и соответственно смену идеала дает потеря пассионарного
напряжения системой. Лозунг "жизнь для себя" - это легкий путь в черную
гибель.

Пассионарнооть отдельного человека сопрягается с любыми способностями:
высокими, малыми, средними; она не зависит от внешних воздействий, являясь
чертой конституции человека; она не имеет отношения к этическим нормам,
одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушение,
благо и зло, исключая только равнодушие; и она не делает человека "героем",
ведущим "толпу", ибо большинство пассионариев находятся именно в составе
"толпы", определяя ее потентность и степень активности на тот или иной
момент. Группа субпассионариев в истории наиболее красочно представлена
"бродягами" и профессиональными сенатами-наемниками (ландскнехтами). Они не
изменяют и не сохраняют его, а существуют за его счет. В силу своей
подвижности они часто играют важную роль в судьбах этносов, совершая вместе
с пассионариями завоевания и перевороты. Но если пассионарии могут проявить
себя без субпассионариев, то те без пассионариев - ничто. Они способны на
нищенство или на разбой, жертвой которого становятся носители нулевой
пассионарности, т.е. основная масса населения. Но в таком случае "бродяги"
обречены: их выслеживают и уничтожают. Однако они появляются в каждом
поколении.

ГРАДАЦИИ ПАССИОНАРНОСТИ

Есть соблазн сопоставить пассионариев с "героями", ведущими "толпу", а
"бродяг-солдат" назвать "ведомыми", но на самом деле механизм исторического
действия не столь прост. Испанские Габсбурги и французские Бурбоны, за
исключением основателей династии, были заурядными людьми, равно как и
большая часть их придворных, среди которых время от времени появлялись
авантюристы-министры вроде Фуке и Джона Ло или Мануэля Годоя. Но идальго и
шевалье, негоцианты и корсары, миссионеры и конкистадоры, гуманисты и
художники -все они создавали такое внутреннее напряжение, что политика
Испании XVI в. и Франции XVI-XVII вв., если изобразить ее как составляющую
этногенетического процесса, отражала высокую пассионарность этих этносов.

Поэтому, несмотря на то, что пассионарии часто возглавляют народные
движения, правильнее назвать их не "ведущими", а "толкающими", ибо без
достаточного их числа, умерших в безвестности, было бы невозможно сломать
традицию, т.е. инерцию массы. И об этом гласят строки старинной испанской
баллады: