Но в свете двухпланового понимания цепи исследуемых событий - в плане
личности и в плане общественном - становится ясно, какие две воли могли
здесь действовать.

Объединение "людей длинной воли", избрание ими Тэмуджина ханом - и как
реакция, очевидно, такое же объединение 13 племен вокруг Джамухи - это
накалило обстановку до предела, так что убийство брата Джамухи явилось
поводом к открытию военных действий. Неизвестно точно, какие цели
преследовал Джамуха сам, выступая в поход, но что коалиция "племен" этого
выступления хотела, не подлежит сомнению. В обстановке, когда враждующие
стороны только-только сорганизовались в масштабе страны, когда силы врага
еще неизвестны, наиболее агрессивной и рвущейся в бой должна была быть та
сторона, на традиционное господство которой покушалось уже одно
существование другой. Итак, окружение Джамухи было сильно заинтересовано в
походе, но интересовалось оно походом лишь как средством. Целью было
уничтожение коалиции чингисовцев, чего, как мы видели; не произошло, а
потому приказ об отступлении характеризует именно и только Джамуху.

Если мы будем рассматривать поведение Джамухи во всей этой истории с
походом, исходя из того. что он, выступая вместе с племенной аристократией
против Чингиса, был и интересами своими вместе с нею, т.е. преследовал цель
полного разгрома Чингиса и его гибели, - мы неизбежно зайдем в тупик при
попытке объяснить приказ Джамухи об отходе с Далан-балчжутах. Однако, с
другой стороны, мы не можем сказать, что он не был заинтересован в походе.
Так же как никто не помешал ему этот поход прервать, когда до победы
оставался один шаг, так же никто бы не мог принудить его участвовать в этом
походе, если бы он этого не хотел. Поэтому трудно сказать, что двигало
Джамухой, но ясно, что его интересы не были интересами его окружения, они
совпадали только по своей направленности - к Чингису, но не более. Кроме
того, цели племенной аристократии должны были быть достигнуты победоносным
завершением похода, в то время как цели Джамухи достигались самим процессом
похода, так что Джамуха не счел нужным доводить его до конца.

В тесной связи с вышесказанным находится факт ухода от Джамухи к Чингису,
после сражения урудов и мангудов, что было их реакцией на решение Джамухи
отойти с Далан-балчжутах. Если бы уход их к Чингису был продиктован не чем
иным, как только симпатией к последнему, то им следовало бы перейти к нему
до сражения, что могло пойти только на пользу ему; помешать же им сделать
это до сражения никто бы не смог, как и после) т.е. причина их ухода лежит
в самой битве, а не вне ее. Так как они участвовали в этом походе,
преследуя те же цели, что и вся племенная аристократия, естественно, что
причина их ухода заключается не в самом факте битвы, а в том неожиданном,
что в ней проявилось - в несовпадении, больше того - в противоречии
интересов Джамухи и его союзников и попрании Джамухой интересов племенной
аристократии.

Иными словами, мы наблюдаем тот редкий в истории случай, когда интересы
главы общественной группировки не тождественны устремлениям последней и
если соприкасаются, то лишь временно. Тогда возникает иллюзия единодушия,
которая разрушается, как только наступает момент, когда интересы дела
требуют единодушия подлинного, и действия такой общественной группировки
заранее обречены на неуспех. Это поняли уруды и мангуды, и это только одно
могло послужить причиной их. казалось, необъяснимого ухода к Чингису. В
самом деле, ведь переход от Джамухи к Чингису был не просто переходом от
одного вождя к другому. Это был переход из одного враждующего лагеря в
другой. В основе же вражды лежали социальные противоречия между племенной
аристократией, в лагере которой находились уруды и мангуды, и "людьми
длинной воли".

Как объяснить факт перехода "племен" на сторону чингисовцев? Только одним -
смыслом развернувшейся политической борьбы. Но при этом следует иметь в
виду следующее. В то время как лагерь "людей длинной воли" был однородным
по своему составу и по своим устремлениям, аристократический лагерь делился
на два слоя: племенную аристократию, конфликтовавшую с "людьми длинной
воли", и рядовых членов племен, которые потенциально были теми же самыми
"людьми длинной воли" и отличались от последних только своей покорностью
знати. Такое положение создавало неустойчивость в лагере племенной
аристократии и возможность перехода отдельных племен в лагерь Чингисхана в
случае заинтересованности их вождей в этом переходе.

Какой же политический расчет кроется в поступке урудов и мангудов? Почему
вожди этих племен, невзирая на то что "люди длинной воли" принадлежали к
числу их социальных противников, все-таки связали свою дальнейшую судьбу с
ними? Вероятно, только потому, что социальный признак уже перестал играть
ту роль, которую он играл в момент размежевания людей на два враждующих
лагеря. Выдвижение военной верхушки в лагере "людей длинной воли"
трансформировало борьбу последних из борьбы за свободу и независимость в
борьбу за господство. Поэтому победа "людей длинной воли" означала на деле
установление господства военной верхушки во главе с Чингисом. Этой верхушке
можно было служить, так что уруды и мангуды фактически перешли не на
сторону "людей длинной воли", а на службу к Чингисхану и его ближним. Что
же все-таки побудило их на такой переход? А то, что, будучи самыми
воинственными (что впоследствии отметил сам Джамуха), они, естественно,
стремились побеждать. Джамуха не оправдал их надежд, им стало ясно, что с
ним победить нельзя, и они ушли от него к Чингису, благодаря чему тот из
атамана превратился в государя.

ТЭМУДЖИН И ДЖАМУХА

Постоянные внутренние войны, набеги, взаимный угон скота и прочие
"прелести" междоусобиц тяготили самих монголов. Но когда к этому добавилась
угроза извне, потребность в объединении стала ощущаться всем народом. С юга
наседали татары, подстрекаемые чжурчжэнями. С севера грозили меркиты,
стремившиеся отплатить за недавний разгром. На западе активизировались
найманы, которым удалось снова найти претендента на престол кераитского
ханства, временно изгнать Ванхана и ослабить тем самым единственного
союзника монголов. Монголы оказались в кольце. Но осуществить их
объединение было невозможно без программы, приемлемой для подавляющего
большинства народа. А ее не было.