[†96] Vernadsky G. The Mongols and Russia..., C. 123.

[†97] Шан Юэ. Очерки истории Китая. С. 348.

[†98] Этих людей встретил в Юаньской империи Джованни Мариньолли, легат
папы Ее недикта XII, пробывший в Ханбалыке с 1342 по 1346 г. у хана
Токалмута (кит Шунь-ди). Это был последний папский посол, пересекший в те
времена Гоби и посетивший последнего "Великого Каана", принявшего его очень
ласково. Мариньолли пишет, что "восточными землями империи правят аланы (а
их более тридцати тысяч, этих аланов. -Л.Г.) - христиане как истинные
(католики. - Л.Г.), так и только по имени (православные и несториане.
-Л.Г.), и они называют себя рабами папы и готовы жизнь отдать за франков"
(Свет Я. М. После Марко поло, М., 1968. С. 196). Но за своего хана они
отказались гибнуть и при встрече с войском китайских повстанцев в 1351 г.
провернули тыл. Видимо, жизнь на чужбине, в окружении враждебно настроенных
аборигенов, не повлияла благотворно на их боевую доблесть. Впрочем, это
изменение этнического характера и стереотипа поведения не могло возникнуть
только за счет обстановки. Мы знаем многие этносы-изоляты, устойчивые и в
менее благоприятных условиях. Но вот раскол в среде самих "аланов",
произведенный деятельностью Монтекорвино, безусловно, должен был ослабить
их сопротивляемость воздействию среды. Р.Хенниг (Неведомые земли. III. С.
232) относится к сведениям Мариньолли с нескрываемым неуважением. Он
отмечает, что тот много болтает о пустяках, опуская важные вещи. Но именно
эта некритичность восприятия папского легата полезна для нас, так как
наивная тенденциозность не может сбить с толку современного историка. Даже
те скудные сведения о христианах в империи Юань, которые он приводит,
показывают, что именно удар в спину, нанесенный Монтекорвино, сделал
дальневосточную христианскую общину нежизнеспособной и беззащитной перед
буддизмом и исламом, разделившими в конце XIV в. несторианское наследство.

     КОММЕНТАРИИ

[рецензии, книги, комментарии, на время оказалась темой
научно-патриотических сочинений. Книга Гумилева побудила к
историографическому пересмотру многих уже ставших канонистическими
утверждений науки. В этой связи следует сказать, что после перерыва
возникла новая полемика о времени написания "Слова о полку Игореве".
Историк А.Зимин, написав книгу, так и не смог ее опубликовать. Академики
Б.Рыбаков, С.Тихвинский, В.Пашуто, профессора И.Петрушевский, И.Греков и
многие другие подвергли Гумилева уничтожающей критике. Были созданы
беллетристические сочинения на тему "унижения Руси", виновником которого
оказывался Гумилев. Предлагалось осудить сына белогвардейцев и самого по
духу белогвардейца за его книгу и статьи. Подлил масло в огонь Олжас
Сулейменов, написавший книгу с подчеркнуто степным кочевническим пафосом
"Аз и Я", которую Гумилеву предложили осудить, но ученый не сделал этого,
хотя и находил в ней фундаментальные ошибки.

Десять лет (1971-1982) тянулась "пора скандала" вокруг данной главы книги.
Вся антигумилевская полемика ушла в песок, не достигнув научного эффекта.
Проблема взаимоотношения Орды и Руси осталась открытой, как бы решенной, но
не принятой. Время создания "Слова о полку Игореве" перестало обсуждаться.
Лишь академик Лихачев в начале 1980 г. положительно отозвался о работах
Гумилева.

[справедливую картину общего непонимания того, что же такое огромная
территория к востоку от Волги и Каспия. Ведь сложилось стойкое убеждение,
что все там, в степях - одно бесконечное перемещение кочевников и их
постоянная сплоченность в целях захвата и ограбления окружающих народов.
Степь - "вместилище сонма" завоевателей, и эта немецко-французское
неприятие Востока сказалось в XIX в. и на восприятии русскими
исследователями проблемы монгольских завоеваний, монгольских отступлений из
земледельческих стран и многим другим. Даже такой уверенный либерал и
демократ, как прославленный историк П.Милюков в "Очерках по истории русской
культуры" (1896-1903), утверждал, что только окончательная ассимиляция
малых народов к востоку от Волги и полное их включение в российский этнос
будет означать победу над отсталым кочевническим способом производства.

В 1930-1960-х гг. кочевниками по-прежнему занимались как частью феодального
общества, и подробности их социальной или национальной жизни никого не
интересовали. Сами народы рассматривались как объекты этнографических
описаний, перед тем, как они, реликты и исчезающие величины истории, не
станут полностью прошлым, то есть историей. Политическую и культурную
смысловую сторону динамики развития кочевников, народов тюрко-монгольской и
сибирских групп населения, вообще историю Великой степи как целостного
организма до Гумилева никто не рассматривал. Великую степь как феномен
истории проглядели все - до появления данной книги она была практически
"белым пятном".

[Игореве" как двуязычного памятника письменности, в котором термины,
понятия, имена, лексические обороты указывают на понимание автором или
переписчиком языка степняков и знание их внутренней жизни.

[вмешаемость Прикаспийских, Приаральских, Черноморских степей, Черной земли
в Калмыкии, Семиречья и других районов постоянного кочевания степняков.
Здесь его наставником был С.Руденко, пожалуй, самый знающий в XX в.
исследователь кочевого хозяйства в России. Его работы можно сравнить лишь с
всемирно известными трудами французских ученых, изучавших хозяйственный
уклад бедуинов и других кочевников в Северной Африке.

Возможность прокормления большой армии в степях Восточной Европы, вблизи
лесистых территорий Руси или невозможность прокорма столь больших скоплений
кочевников, а также проблема перегона "скопищ" кочевников со стадами через
лесостепь и по дорогам из Монголии и Джунгарии на Русь стали теми сугубо
материалистическими аргументами историософии Гумилева, которые всерьез пока
никто не рассмотрел. Оппоненты не замечают материализма картины, и