столицу из Степи на юг, построил для себя не юрту, а дворец, и провел
административную реформу в пользу оседлого населения. Его убил брат,
Тармаширин, совершивший грабительский поход в Индию. Но там он потерпел
поражение от делийского султана Мохаммеда ибн-Тоглука, который гнал
монголов вплоть до Пенджаба
Любопытно, что оседлое население Ирана и Средней Азии, показавшее свою
полную неспособность к самозащите от дейлемитов и гулямов Махмуда Газневи,
от свирепых сельджуков, от безжалостных хорезмийцев и тем более от
монголов, в XIV в. проявило изрядную энергию, воинственность и способность
выбирать принципы, ради которых люди стали идти на смерть. Откуда вдруг
такая прыть?

Сарбадары Хорасана стали врагами не только монгольских ильханов, но и
соседних куртов, правивших в Герате. Сарбадары провозгласили шиизм, курты
держались суннизма, но, разумеется, не догматические различия подвигли
безграмотных афганцев и персов на войны, равно невыгодные тем и другим.

В Средней Азии свыше 500 лет уживались мусульмане, христиане, зороастрийцы
и тюрки-тенгрианцы. И почему-то в XIV в. они вступили в борьбу друг с
другом. Хан Тарма-ширин, в юности носивший буддийское имя Дармашила,
обратился в ислам и стал называться Ала ад-Дин. Кочевники Семиречья и
берегов Иссык-Куля не стерпели и в 1334 г. убили его.

Инициаторами восстания были несториане, опиравшиеся на города Алмалык и
Пишпекправил в 1334-1338 гг., его сын крещен Иоанном, но царствовать ему не
пришлось. Мусульманская реакция повела к кровавым столкновениям,
закончившимся в 1343 г. вступлением на престол хана Казана, жестокого
тирана, боровшегося с эмирами
В 1346 г. Казан потерпел поражение и погиб. Его победитель, эмир Казаган, в
1358 г. был убит на охоте по наущению монгольского хана Тоглук-Тэмура,
который в 1361 г. попытался отвоевать Туркестан у мятежных эмиров. Война
затянулась. На престол Могулистана вступил, по смерти отца в 1362 г.,
Ильяс-ходжа
Тут настала пора приостановиться и разобраться в сложившейся обстановке.
Могулистан был кочевым государством, а Туркестан - оседло-кочевой державой,
причем большую часть населения в нем составляли таджики и оседлые тюрки.
Ханы Туркестана хотели добиться мирного сосуществования этих народов, но им
противодействовали их собственные эмиры, желавшие свободно воевать друг с
другом, как европейские феодалы. Опорой эмиров были тюркские всадники:
противопоставить им ханы не могли никого. Но победа эмиров привела к
анархии и открыла дорогу "джете", т.е. разбойникам, как называли моголов
туркестанцы.

В свою очередь моголы презрительно называли туркестанцев "караунасами",
т.е. метисами
Но была и третья сила - таджики. Когда в 1365 г. Ильяс-ходжа, разбив эмиров
Хуссейна и Тимура, подошел к Самарканду, его отразили местные сарбадары,
боявшиеся грабежа своего города. Но вожди сарбадаров были заманены для
переговоров эмиром Хуссейном и казнены. Затем настало время для борьбы за
власть между Хуссейном, эмиром Балха, и Тимуром, эмиром Кеша. Тимур победил
в 1370 г., а Хуссейн, сдавшийся на честное слово, был убит.

Для того чтобы богатая и культурная страна за одно столетие превратилась в
кровавый ад, нужно резкое изменение энергетического потенциала, а не
плавное, как при подъеме и в инерции. Тут имел место мощный и внезапный
прилив пассионарности, расшатавший слаженную систему и породивший несколько
химерных субэтносов.

Пассионарность, как эффект биохимической энергии живого вещества, не имеет
вектора, а направляется доминантой того этноса, который ее абсорбировал.
Так, иранцы и тюрки мусульманского мира под знаменем Тимура хотя и обладали
пассионарностью, унаследованной от монгольских юношей, рассеявших свой
генофонд от Ферганы до Ирака, но сами о своем происхождении скорее всего не
знали. Их прадеды были зачаты и рождены в огне страшной войны и традицию
могли унаследовать от матерей, а не от случайных отцов. А если они даже и
ощущали свою принадлежность к роду (как, например, Тимур был барлас, а
Едигей - кунграт, и оба помнили это), то единичные случаи не имели
значения; их поглощал стихийный поток вероятности.

Иными словами, монгольская пассионарность гальванизировала иссякавший
мусульманский суперэтнос, но не нарушила его культурную неповторимость.
Языки, религия, эстетические нормы сохранились, социальные - изменились
меньше, чем в османской Турции, мощь которой была следствием пассионарного
толчка, но сила напора, инициативность, вирулентность мусульманского мира
возросли так, что этого хватило на целый период - XIV-XVIII вв.

В XIV в. быстрее всего падала пассионарность монголов Ирана и Средней Азии.
Ярко горела она у сарбадаров Хора-сана и Самарканда, но им не уступали
тюрки, поселившиеся к югу от Амударьи, и афганцы. Не померкла она в Дейлеме
и Гургане, короче говоря, на всех территориях бывшего царства ильханов -
Ирана и Туркестана, как стало называться теперь междуречье Сырдарьи и
Амударьи.

В эти годы положение в Средней Азии было как нестерпимо, так и безнадежно.
Потомки Джагатая показали полную неспособность управлять этнической
химерой, состоящей из монголов, тюрок, таджиков. Они правили только в
степях Могулистана, т.е. в привычном для кочевников ландшафте. Эмиры,
бывшие князья племен, умели воевать друг против друга, а вожди сарбадаров,
изгнав из своих городов монголов, сводили личные счеты с согражданами, что
трудно назвать классовой борьбой. Стране нужна была твердая власть, и Тимур
создал ее, сделав шаг назад.

Твердая власть нуждается в поддерживающей ее силе. Эту силу халифы Багдада,
султаны Газны и хорезмшахи обретали в лице гулямов - тюркских воинов,
иногда рабов, иногда наемников. Гулямы не были связаны с классами и