экзотическое и ненадежное средство для человека, который  решил  умереть,  -
нет, это более чем сомнительно.
     Вероятно, следует упомянуть, что даже во времена царствования  Птолемея
Эпифана на египетский трон посягали потомки египетских фараонов,  одного  из
которых  звали  Гармахис.  Более  того,  у  многих  жрецов   имелась   книга
пророчеств, где утверждалось,  что  после  владычества  греков  бог  Харсефи
сотворит "царя, который  придет  и  будет  править".  Поэтому  вы,  надеюсь,
согласитесь, что  описанная  мною  повесть  о  великом  заговоре,  участники
которого хотели уничтожить династию Македонских Лагидов и посадить  на  трон
Гармахиса, не так уж невероятна, хотя исторических подтверждений у нее  нет.
Зато есть все основания  предполагать,  что  за  долгие  века,  пока  Египет
угнетали  чужеземные  властители,  его  патриоты  не  раз  составляли  такие
заговоры. Но история древнего мира рассказывает нам очень мало  о  борьбе  и
поражениях порабощенного народа.
     Песнопения Исиды и песнь Клеопатры, которые вы встретите  на  страницах
этого романа, автор записал прозой, а стихами переложил мистер  Эндрю  Ланг,
он же перевел с греческого плач по умершим сирийца  Мелеагра,  который  поет
Хармиана.


                                 Вступление

     Недавно в  одной  из  расщелин  голого  скалистого  плато  в  Ливийской
пустыне, за абидосским храмом, где, по преданию, похоронен бог Осирис,  была
обнаружена гробница, и среди прочей утвари в ней оказались свитки  папируса,
на которых  изложены  эти  события.  Гробница  огромная,  но  больше  ничего
примечательного в ней нет, если  не  считать  глубокой  вертикальной  шахты,
которая ведет из вырубленной в толще  скалы  молельни  для  родственников  и
друзей усопших в погребальную камеру. Глубина этой  шахты  футов  девяносто,
не меньше. Внизу, в погребальной камере, было найдено всего  три  саркофага,
хотя там могло бы поместиться еще  несколько.  Два  из  этих  саркофагов,  в
которых, вероятно, покоились  останки  верховного  жреца  Аменемхета  и  его
жены  -  отца   и   матери   героя   этого   повествования,   Гармахиса,   -
мародеры-арабы, нашедшие гробницу, взломали.
     Они не только взломали саркофаги - варвары  растерзали  и  сами  мумии.
Руки  этих  осквернителей  праха  разорвали   на   части   земную   оболочку
божественного Амснемхета и той, чьими устами,  как  свидетельствуют  надписи
на стенах,  вещала  богиня  Хатхор,  -  разобрали  по  костям  скелеты,  ища
сокровища, быть может спрятанные в  них,  -  и,  кто  знает,  наверно,  даже
продали эти кости, по распространенному у них обычаю, за несколько  пиастров
какому-нибудь  дикарю-туристу,   который   обязательно   должен   чем-нибудь
поживиться, пусть даже ради этого совершится  святотатство.  Ведь  в  Египте
несчастные живые находят себе пропитание, разоряя гробницы  великих,  живших
прежде них.
     Так случилось, что немного времени спустя  в  Абидос  приплыл  один  из
добрых друзей автора, врач по профессии, и встретил там  арабов,  ограбивших
гробницу. Они открыли ему по секрету, где она находится, и  рассказали,  что
один саркофаг так и стоит нераспечатанным. Судя по всему,  в  нем  похоронен
какой-то бедняк, объяснили они, вот они ни  не  стали  вскрывать  гроб,  тем
более что и времени было в обрез.  Мой  друг  загорелся  желанием  осмотреть
внутренние  помещения  усыпальницы,  в  которую  еще  не  хлынули   праздные
бездельники туристы, он дал арабам денег, и  они  согласились  провести  его
туда. Что было дальше, расскажет он сам, в своем письме ко  мне,  которое  я
привожу слово в слово:

     "Ту ночь мы провели возле храма Сети и  еще  до  рассвета  тронулись  в
путь. Меня сопровождал косоглазый разбойник по имени Али  -  я  прозвал  его
Али-Баба (это у него я купил перстень, который посылаю Вам)  -  и  несколько
его коллег-воров, - весьма избранное  общество.  Примерно  через  час  после
того, как поднялось солнце, мы достигли долины, где находится гробница.  Это
пустынное, заброшенное место, здесь целый день  палит  безжалостное  солнце,
раскаляя разбросанные по  долине  огромные  рыжие  скалы,  так  что  до  них
невозможно дотронуться, а песок так просто  обжигает  ноги.  Идти  по  такой
жаре стало невозможно, поэтому мы сели на ослов и  двинулись  дальше  верхом
по пустыне, где единственным  живым  существом  кроме  нас  был  стервятник,
парящий высоко в синеве.
     Наконец  мы  приблизились   к   гигантскому   утесу,   стены   которого
тысячелетие за тысячелетием раскаляло солнце и  шлифовал  песок.  Здесь  Али
остановился и объявил, что гробница находится под утесом.  Мы  спешились  и,
поручив ослов  попечению  паренька-феллаха,  подошли  к  подножию  утеса.  У
самого его основания чернела небольшая нора, в которую человек  мог  лишь  с
трудом протиснуться, да и то ползком. Оно  и  неудивительно  -  лаз  прорыли
шакалы, потому что не только  вход  в  гробницу,  но  и  значительная  часть
вырубленного в скале помещения были занесены песком, и этот-то  шакалий  лаз
и помог арабам обнаружить усыпальницу. Али опустился на четвереньки и  вполз
в нору, я за ним и вскоре оказался в  помещении,  где  после  путешествия  в
удушающей жаре под слепящим солнцем было темно хоть глаз выколи  и  холодно.
Мы зажгли свечи, и, дожидаясь, пока внутрь вползет все  изысканное  общество
грабителей могил, я стал  осматривать  подземелье.  Оно  было  просторное  и
напоминало зал, вырубленный внутри скалы, причем в дальнем его  конце  почти
не было песка. На стенах - рисунки, изображающие культовые церемонии и  явно
относящиеся к временам Птолемеев, среди действующих лиц сразу  привлекает  к
себе внимание величественный старец с длинной  седой  бородой,  он  сидит  в
резном кресле, сжимая в руке жезлсвященными  предметами.  В  правом  дальнем  углу  зала  шахта,  ведущая   в
погребальную камеру, - квадратный колодец,  пробитый  в  черной  базальтовой
скале. Мы привезли с собой крепкое бревно  и  теперь  положили  его  поперек
устья колодца и привязали к нему  веревку.  После  чего  Али  -  он  хоть  и
мошенник, но смелости ему не занимать, нужно отдать ему должное, -  сунул  в
карман на груди несколько свечей,  взялся  за  веревку  и,  упираясь  босыми
ногами в гладкую стенку колодца, стал с  удивительной  скоростью  спускаться
вниз.  Несколько  мгновений  -  и  он  канул  в  черноту,   только   веревка
подрагивала, удостоверяя, что  он  благополучно  движется.  Наконец  веревка
перестала дергаться, и  из  глубины  шахты  до  нас  еле  слышным  всплеском
долетел голос Али, возвестившего, что все в  порядке,  он  спустился.  Потом
далеко внизу засветилась крошечная звездочка. Это он  зажег  свечу,  и  свет
вспугнул сотни летучих мышей, они взметнулись  вверх  и  нескончаемой  стаей
понеслись мимо нас, бесшумные, как духи.  Веревку  вытянули  наверх,  настал
мой черед, но я не рискнул спускаться по  ней  на  руках,  я  обвязал  конец
веревки вокруг пояса, и меня начали медленно погружать в священные  глубины.