который покойного сунули с головой, точно в мешок, и  под  ногами  завязали,
как  крестьяне  завязывают  мешки.  Саван  этот,  тоже   густо   пропитанный
благовонными маслами, по сути и был мешок, только сотканный в  виде  платья.
Я поднес свечу поближе к папирусу и понял, почему он не отстает  от  савана.
Благовонные масла загустели и намертво схватили свиток.
     Вынуть  его  из  гроба  было  невозможно,  пришлось  оторвать  наружные
листы     ______________
     
     Наконец мне удалось извлечь свиток, и я положил его в карман, туда  же,
где был первый.
     Мы молча продолжали  нашу  зловещую  работу.  С  великой  осторожностью
разрезали саван-мешок, и нам открылась мумия лежащего в  саркофаге  мужчины.
Между его коленями был зажат третий свиток  исписанных  листов  папируса.  Я
схватил его и  спрятал,  потом  осветил  свечой  мумию  и  стал  внимательно
рассматривать. Любой врач с одного взгляда определил бы, какой смертью  умер
этот человек.
     Мумия не слишком ссохлась. Ее, без сомнения, не выдерживали  положенные
семьдесят дней в соляном растворе, и потому лицо изменилось не  так  сильно,
как у  других  мумий,  даже  выражение  сохранилось.  Не  буду  вдаваться  в
подробности, скажу лишь одно: не приведи Бог  еще  когда-нибудь  увидать  ту
муку, которая застыла в чертах покойного. Даже арабы в ужасе  отшатнулись  и
забормотали молитвы.
     И  еще  деталь:  разреза  на  левой  стороне  живота,   через   который
бальзамировщики вынимают внутренности, не  было;  лицо  тонкое,  породистое,
вовсе не старое, хотя  волосы  седые;  сложение  могучее,  плечи  необычайно
широкие, - видимо,  человек  этот  обладал  огромной  физической  силой.  Но
рассмотреть его как  следует  мне  не  удалось,  потому  что  под  действием
воздуха ненабальзамированный труп, с  которого  сняли  погребальные  пелены,
начал на глазах обращаться в прах, и через несколько минут от  него  остался
лишь череп, похожие на  паклю  волосы  да  несколько  самых  крупных  костей
скелета. Я заметил, что на берцовой кости  -  не  помню,  правой  или  левой
ноги - был  перелом,  очень  неудачно  вправленный.  Эта  нога  была  короче
другой, наверное, на целый дюйм.
     Больше  ни  на  какие  находки  надеяться  не  приходилось,  я  немного
успокоился и тут только  почувствовал,  что  едва  жив  от  усталости  после
пережитого волнения и вот-вот задохнусь в этой жаре от запаха  рассыпавшейся
в прах мумии и благовоний.
     Мне трудно писать, корабль наш качает. Письмо  это  я,  конечно,  пошлю
почтой, а сам поплыву морем, однако я надеюсь прибыть в Лондон не позже  чем
через десять дней после того, как Вы его получите. Когда  мы  встретимся,  я
расскажу Вам о восхитительных ощущениях, которые я  испытал,  поднимаясь  из
погребальной камеры по  шахте,  о  том,  как  этот  мошенник  из  мошенников
Али-Баба и его доблестные помощники пытались отнять у меня свитки  и  как  я
их перехитрил.
     Папирусы, конечно, мы отдадим расшифровать. Вряд ли  в  них  содержится
что-то интересное, наверняка очередной вариант "Книги мертвых", но чем  черт
не шутит. Как Вы догадываетесь, в Египте я не стал распространяться об  этой
моей небольшой  экспедиции,  дабы  не  привлекать  к  своей  особе  интереса
сотрудников Булакского  музея.  До  свидания,  мафиш-финиш,  -  это  любимое
словечко моего доблестного Али-Бабы."

     В скором времени после того, как я получил это письмо,  его  автор  сам
прибыл в Лондон, и на следующий же  день  мы  с  ним  нанесли  визит  нашему
другу, известному египтологу,  который  хорошо  знал  и  иероглифическое,  и
демотическое  письмо.  Можете  себе  представить,  с  каким   волнением   мы
наблюдали, как он искусно увлажняет и развертывает листы  папируса  и  потом
вглядывается и загадочные письмена сквозь очки в золотой оправе.
     - Хм, - наконец произнес он, - что  это  -  пока  не  знаю,  во  всяком
случае,  не  "Книга   мертвых".   Подождите,   подождите!   Кле...   Клео...
Клеопатра...  Господа,  господа,  клянусь  жизнью,  здесь  рассказывается  о
человеке, который жил во времена Клеопатры, той самой роковой  вершительнице
судеб, потому что рядом с ее именем я вижу имя Антония, вот оно! О,  да  тут
работы  на  целые  полгода,  может  быть,  даже  больше!  -  Эта  заманчивая
перспектива так вдохновила его, что он  забыл  обо  всем  на  свете  и,  как
мальчишка, принялся радостно скакать по комнате, то и дело пожимал нам  руки
и твердил: - Я расшифрую папирус, непременно расшифрую, буду трудиться  день
и ночь! И  мы  опубликуем  повесть,  и  клянусь  бессмертным  Осирисом:  все
египтологи Европы умрут от  зависти!  Какая  благословенная  находка!  Какой
дивный подарок судьбы!


     И так оно все и случилось, о вы, чьи глаза читают эти строки: наш  друг
расшифровал папирусы, перевод напечатали,  и  вот  он  лежит  перед  вами  -
неведомая страна, зовущая вас совершить по ней путешествие!
     Гармахис  обращается  к  вам   из   своей   забытой   всеми   гробницы.
Воздвигнутые временем стены рушатся, и перед вами возникают, сверкая  яркими
красками, картины жизни далекого прошлого в темной раме тысячелетий.
     Он  показывает  вам  два  разных  Египта,  на  которые  еще  в  далекой
древности взирали безмолвные пирамиды, - Египет, который покорился грекам  и
римлянам и позволил сесть на свой трон  Птолемеям,  и  тот,  другой  Египет,
который пережил свою славу, но свято продолжал  хранить  верность  традициям
седой древности и посвящать верховных жрецов в сокровенные тайны  магических
знаний, Египет, окутанный загадочными легендами  и  все  еще  помнящий  свое
былое величие.
     Он рассказывает нам, каким жарким пламенем  вспыхнула  в  этом  Египте,
прежде чем навсегда погаснуть, тлеющая под спудом любовь к  стране  Кемет  и
как отчаянно  старая,  освященная  самим  Временем,  вера  предков  боролась
против  неотвратимо  наступавших  перемен,  которые   несла   новая   эпоха,
накатившая на страну, точно воды  разлившегося  Нила,  и  погребла  в  своей
пучине древних богов Египта.
     Здесь, на этих страницах, вам поведают о всемогуществе Исиды  -  богини
многих обличий, исполнительнице повелений Непостижимого. Пред вами явится  и
Клеопатра - эта  "душа  страсти  и  пламени",  женщина,  чья  всепобеждающая
красота созидала и рушила царства.  Вы  прочтете  здесь,  как  дух  Хармианы
погиб от меча, который выковала ее  жажда  мести.  Здесь  обреченный  смерти
царевич Гармахис приветствует вас в последние мгновенья своей жизни и  зовет
проследовать за ним путем, который прошел он сам. В событиях  его  так  рано
оборвавшейся жизни, в его судьбе вы, может быть,  увидите  что-то  общее  со