Глава IV,
                            повествующая о том,
                 как Гармахис отправился в Ана и встретился
                              со своим дядей,
                      тамошним верховным жрецом Сепа;
                         о его жизни в Ана и о том,
                            что поведал ему Сепа

     На рассвете меня разбудил один из жрецов храма  и  велел  готовиться  к
путешествию, о котором вчера говорил отец, потому  что  как  раз  сегодня  в
Ана, который греки переименовали в Гелиополис, отплывает  барка.  Я  поплыву
на ней с жрецами мемфисского храма Птаха, которые привезли к нам, в  Абидос,
мумию одного из знатнейших горожан Гелиополиса и похоронили  в  усыпальнице,
сооруженной неподалеку от могилы благодетельного Осириса.
     Я стал  готовиться  и  вечером,  получив  от  отца  письма  и  сердечно
простившись с ним и со всеми жрецами и служителями  нашего  храма,  кто  был
мне дорог, дошел до берега Сихора, спустился к пристани и сел на судно.  Дул
попутный южный ветер. Стоящий на носу кормчий  с  шестом  в  руках  приказал
морякам отвязать от деревянных  тумб  канаты,  которые  удерживали  барку  у
причала, и тут я увидел старую Атуа,  она,  задыхаясь,  бежала  к  барке  со
своей корзиной  целебных  трав,  наконец  доковыляла  и,  крикнув:  "Прощай,
сынок, да пребудет с тобою милость богов!" - кинула в  меня  сандалию  -  на
счастье; я поймал ее и хранил потом долгие годы.
     Барка отчалила. Нам предстояло шесть  дней  плыть  по  прекраснейшей  в
мире реке, останавливаясь на ночлег в каком-нибудь удобном месте.  Но  когда
мы отдалились от пристани, когда из глаз скрылся  пейзаж,  который  я  видел
каждый день с тех пор, как появился на свет, когда  я  оказался  один  среди
совершенно незнакомых лиц, сердце мое сдавила такая тоска, что я  готов  был
заплакать, и только стыд  помог  мне  удержаться  от  слез.  Не  буду  здесь
описывать чудеса, которые довелось мне увидеть по пути, ведь  это  только  я
смотрел на них впервые, всем остальным они  известны  с  тех  времен,  когда
Египтом правили  его  истинные  боги.  Однако  жрецы,  с  которыми  я  плыл,
относились ко мне очень почтительно и подробно рассказывали  обо  всем,  что
нам встречалось.
     На седьмой день утром мы приплыли в Мемфис - Город Белых  Стен.  Там  я
три дня отдыхал после  путешествия,  и  жрецы  красивейшего  в  мире  храма,
посвященного творцу всего сущего - Птаху, развлекали меня и показывали  этот
дивный, сказочно прекрасный город.
     Верховный жрец и двое его приближенных тайно отвели  меня  в  священное
обиталище бога Аписа - быка, в обличье которого всемогущий Птах живет  среди
людей. Бык был черный, с белой квадратной звездочкой на лбу, на крупе  белая
отметина, формой напоминающая орла, во  рту  под  языком  выпуклость,  очень
похожая на скарабея, кисточка на  конце  хвоста  черно-белая,  между  рогами
пластинка из  чистого  золота.  Я  вступил  в  святилище  и  совершил  обряд
поклонения богу, а верховный жрец и его  приближенные  стояли  в  стороне  и
внимательно наблюдали. Когда я закончил ритуал  и  произнес  слова,  которые
мне было велено произнести, бог  опустился  на  колени  и  лег  возле  меня.
Верховный жрец и двое его  спутников,  которые,  как  я  потом  узнал,  были
знатнейшие вельможи Верхнего Египта, приблизились  ко  мне  и  склонились  в
низком поклоне,  ошеломленные  знамением.  Да,  много,  много  удивительного
видел я в Мемфисе, но, увы, мне не отпущено времени все это описать.
     На четвертый день приехали несколько жрецов из Ана, чтобы отвести  меня
к  моему  дяде  Сепа,  который  был  верховным  жрецом  тамошнего  храма.  Я
попрощался со всеми, кто был так добр ко мне в Мемфисе, мы переправились  на
другой берег, сели на ослов и двинулись в путь.
     Сколько нам встретилось по дороге нищих селений, разоренных  сборщиками
налогов. Но видел я не только эти  селения,  передо  мной  впервые  в  жизни
возникло это величайшее из  чудес  света  -  пирамиды,  а  перед  пирамидами
изображение Хор-эм-ахета, тот самый сфинкс, кого греки называют  Гармахисом,
храмы божественной  праматери  Исиды,  расточительницы  здравия  и  радости,
Осириса, владыки праведности и  царства  мертвых  на  западе,  божественного
Менкаура, храмы, в которых я, Гармахис, согласно священному праву  рождения,
должен стать верховным жрецом. Я смотрел на пирамиды, и дух  захватывало  от
их величия; как искусно  были  вырезаны  рельефы  на  белом  песчанике,  как
ослепительно сверкал красный сиенский гранитв небо. В те времена я еще ничего не знал о  сокровищах,  которые  скрыты  в
третьей по величине из этих пирамид - о, если бы мне никогда не  знать  этой
страшной тайны!
     ______________
     камень - сиенит.

     День начал клониться к вечеру,  и  тут  впереди  показался  Ана.  После
Мемфиса меня поразило, что город такой маленький. Он стоит на возвышении,  в
ожерелье озер, питаемых каналом. Дальше, за городом, - храм бога Ра  посреди
огромной площади, окруженной стенами.
     У ворот мы спешились, и под  сводами  колоннады  нас  встретил  мужчина
невысокого роста, но благородной наружности,  с  бритой  головой  и  темными
глазами, которые мерцали, точно далекие звезды.
     - Приветствую тебя! - воскликнул он голосом густым  и  зычным,  который
никак не вязался с его тщедушным обликом. - Приветствую тебя, о путник! Я  -
Сепа, отворяющий уста богов.
     - А я - Гармахис, - ответил я, - сын  Аменемхета,  верховного  жреца  и
правителя священного города Абидоса. Я привез тебе письма от отца, о Сепа.
     - Входи, - промолвил он. - Входи же! - Его мерцающие глаза  внимательно
меня разглядывали. - Добро пожаловать, мой сын! - И он повел меня в один  из
покоев во внутреннем  помещении  храма,  затворил  дверь,  пробежал  глазами
письма, которые я ему отдал, и вдруг бросился мне на шею и крепко обнял.
     - Будь благословен, - воскликнул  он,  -  будь  благословен,  сын  моей
сестры, надежда Кемета! Наконец-то боги услышали мои молитвы и даровали  мне
счастье узреть твое лицо. Теперь я передам тебе мудрость,  которой  из  всех
египтян владею, быть может, один лишь  я.  Мне  дозволено  посвящать  в  нее
только избранных. Но тебе предназначена великая судьба, и твои  уши  услышат
изреченное богами.
     Он  снова  обнял  меня,  потом  сказал,  что  сейчас  мне  нужно  пойти
совершить омовение и подкрепиться едой, а завтра утром мы продолжим беседу.
     И мы ее не только продолжили, - мы подолгу беседовали  чуть  не  каждый
день все годы, пока я жил в Ана, так что пожелай я  записать  все  сказанное
дядей Сепа, во всем Египте не нашлось бы столько папируса. Я должен еще  так
много поведать вам, а времени у меня осталось  так  мало,  поэтому  я  опущу