При том, что деньги -- неотъемлемое условие функционирования расширенного
порядка, возникающего при сотрудничестве свободных людей, правительства
бесстыдно злоупотребляли ими, чуть ли не с момента их появления, так что они
стали основной причиной расстройства процессов самоорганизации в расширенном
порядке человеческого сотрудничества. Если исключить несколько коротких
счастливых периодов, можно сказать, что история государственного управления
денежной системой была историей непрекращающегося обмана и лжи. В этом
правительства оказались гораздо менее нравственными, чем мог бы оказаться
какой-нибудь частный агент, чеканящий монету в условиях конкуренции. Я уже
высказался в другом месте и не стану здесь растолковывать снова, что
возможности рыночной экономики могли бы раскрываться гораздо полнее, если бы
была упразднена государственная монополия на деньги (Hayek, 1976/78 и 1986:
8--10).
Как бы то ни было, но устойчивая враждебность к "денежным соображениям",
являющаяся в данном случае главным предметом нашего рассмотрения, происходит
от полного непонимания незаменимой роли денег, благодаря которым становятся
возможными и расширенный порядок человеческого сотрудничества, и осуществление
всех расчетов в единицах рыночных ценностей. Деньги неотделимы от
расширяющегося взаимного сотрудничества -- чего-то, выходящего за пределы
человеческого осознания, или, иными словами, лежащего вне пределов объяснимого
и охотно признаваемого нами в качестве источника благоприятных возможностей.
Осуждение прибыли и презрение к торговле
Возражения beaux esprils нашего времени -- интеллектуалов, о которых мы уже
говорили в предшествующих главах и которых только что упомянули вновь, -- в
общем-то, мало отличаются от возражений членов первобытных групп; из-за этого,
собственно, и приходится называть их требования и устремления атавизмом. У
рыночного порядка, торговли, денег и финансовых институтов есть одна
особенность -- для интеллектуалов, пропитанных конструктивистскими
предубеждениями, почти невыносимая: то, что производители, торговцы и
финансисты занимаются абстрактными подсчетами издержек и прибыли, не
беспокоясь о конкретных потребностях знакомых им людей. Однако они забывают
(или им вообще не доступны) аргументы, приведенные нами на предыдущих
страницах. Стремление к прибыли -- это как раз то, что позволяет использовать
ресурсы наиболее эффективно. Оно обеспечивает наиболее продуктивное
использование любой потенциальной поддержки, которой можно заручиться у других
деловых предприятий. Высокосознательный социалистический лозунг "производство
во имя потребления, а не ради прибыли", который в той или иной форме
встречается у многих: от Аристотеля до Бертрана Рассела, от Альберта Эйнштейна
до бразильского архиепископа Камара (и у многих, начиная от Аристотеля, с
добавлением, что эта прибыль получена "за счет других"), свидетельствует о
полном отсутствии внимания к тому, как приумножаются производительные
возможности, когда разные индивиды получают доступ к разным знаниям, в
совокупности превосходящим то знание, каким мог бы овладеть каждый в
отдельности. Предприниматель вынужден выходить в своей деятельности за рамки
известных целей и способов употребления, раз ему приходится поставлять
средства для производства неких других средств, а те в свою очередь
предназначаются для производства еще каких-то средств третьего рода, и так
далее: иными словами -- раз ему приходится обслуживать целое множество
разнообразных конечных целей. Цены и прибыль -- вот и все, что требуется
большинству производителей, чтобы как можно более эффективно обслуживать
потребности совершенно не знакомых людей. Цены и прибыль -- это инструмент,
помогающий предпринимателю расширить пределы обозреваемого, так же как бинокль
помогает солдату или охотнику, моряку или летчику. Рыночный процесс
обеспечивает большинству людей материальные и информационные ресурсы, нужные
для приобретения того, что им хотелось бы приобрести. Вот почему
издевательство интеллектуалов над заботой об уровне издержек представляется
таким на редкость безответственным. Интеллектуалы, как правило, не видят
такого пути к достижению конкретных результатов, который почти не требует
жертв. Им мешает негодование по поводу предоставляемых рынком значительных
шансов на прибыль очень большую и, как им кажется, несоизмеримую с усилиями,
прилагаемыми в том или ином конкретном случае. Но ведь только из-за этого люди
и рискуют экспериментировать.
В общем, не верится, что при достаточном понимании рынка кто-нибудь стал бы
всерьез осуждать стремление к прибыли. Презрение к ней порождается невежеством
и позой аскета (которой мы при желании можем восхищаться), охотно
довольствующегося ничтожной толикой богатств мира сего, -- но, обретая форму
ограничения чьей-то прибыли, это презрение превращается в эгоизм -- в
навязывание аскетизма, а по сути дела -- в попытку обречь ближнего на всякого
рода лишения.






            Глава седьмая. Наш отравленный язык    (0)








Когда слова утрачивают свое значение,
народ утрачивает свою свободу.
Конфуций
Слова как руководство к действию
Торговля, миграция, а также рост населения и смешение народов не только
открыли людям глаза, но и развязали им языки. Дело не просто в том, что,
путешествуя, торговцы неминуемо встречались с иностранными языками и
иногда прекрасно ими владели, но и в том, что это заставляло их
задумываться о смысловых оттенках ключевых слов (пусть даже из одного
опасения оскорбить своих хозяев или только затем, чтобы правильно понять
условия соглашений об обмене). Они знакомились с новыми, не похожими на их
собственные, взглядами на существеннейшие вопросы жизнеустройства. И
теперь мне хотелось бы рассмотреть некоторые языковые проблемы, имеющие
отношение к конфликту между первобытной группой и расширенным порядком.
Все люди, как первобытные, так и цивилизованные, упорядочивают
воспринимаемое, используя, в частности, определительные слова, которые