несмотря на аккумуляцию всего этого в общественных движениях, стремящихся
использовать якобы рациональные средства для достижения, в сущности,
атавистических целей. Кроме того, я утверждал, что если бы этим движениям, в
самом деле, удалось когда-либо вытеснить рынок, расширенный порядок был бы
разрушен, а большинство живущих на земле обречено на страдания и гибель.
Нравится нам это или нет, нынешнее население земли уже существует. Разрушение
материальной основы его жизни во имя "этического", или потакающего нашим
инстинктам, усовершенствования мира (то, за что выступают социалисты) было бы
равнозначно примирению со смертью миллиардов людей и обнищанием тех, кто
останется в живых (см. также мои работы: 1954/1967: 208 и 1983: 25--29).
Вряд ли будет откровением, если я скажу, что существует тесная связь между
численностью населения и самим наличием определенных, естественным образом
сложившихся практик, институтов и форм человеческого взаимодействия, а также и
пользой от них. Согласно проницательному замечанию Адама Смита, "так как
возможность обмена ведет к разделению труда, то степень последнего всегда
должна ограничиваться пределами этой возможности или, другими словами,
размерами рынка" (1776/1976: 31 <Смит, 1962: 30>; ср. также его "Заметки о
разделении труда" в "Лекциях по юриспруденции", 1978: 582--584). Численность
тех, кто шел по пути конкурентной рыночной практики, увеличивалась, и они
вытесняли тех, кто придерживался иных обычаев, -- это также было замечено
очень давно. Отталкиваясь от подобного наблюдения Джона Локка (во "Втором
трактате о правлении", 1690/1887), американский историк Джеймс Салливан еще в
1795 г. описал, как европейские колонисты оттесняли коренных жителей Америки,
и отметил, что на том же участке земли, на каком, прежде всего, один дикарь
охотник мог "влачить голодное существование", теперь могли жить, преуспевая
уже пятьсот "мыслящих существ" (1795: 139). (Племена коренных американцев,
продолжавшие заниматься преимущественно охотой, вытеснялись не только
европейскими переселенцами, но и индейцами, сумевшими овладеть земледелием.)
Одна группа вытесняла другую, или один набор практик вытеснялся другим часто с
кровопролитием, но так бывало не всегда. Нет сомнений, что в разных местах
процесс этот развивался по-разному: все зависело от обстоятельств, на которых
мы не имеем возможности останавливаться подробнее. Однако нетрудно представить
самые разнообразные варианты развертывания событий. В некоторых местах при,
так сказать, вторжении туда расширенного порядка, носители новых практик,
способные получать на данных землях больше, часто оказывались в состоянии
предложить коренным жителям в обмен на доступ к их земле почти столько же, а
иногда и больше того, что сами эти люди добывали тяжким трудом (при этом
коренные жители избавлялись от всякой работы, а "вторгшимся" незачем было
прибегать к силе). С другой стороны, высокая плотность поселений создавала для
более развитых народов возможность сопротивляться тем, кто попытался бы
изгнать их с их обширных территорий, которые они вынуждены были освоить и
возделывать прежде -- все то время, пока сами еще пользовались более
примитивными методами обработки земли. Многие из подобных процессов могли
поэтому протекать вполне мирно, хотя превосходство в военной силе народа с
хорошо налаженной торговлей приводило зачастую к их ускорению.
Сегодня, даже соглашаясь с возможностью исключительно мирных способов
расширения рынка и роста населения, хорошо информированные и думающие люди
продолжают с возрастающей неохотой признавать связь между ростом населения и
развитием цивилизации. Наоборот, размышляя о нынешней плотности населения и,
особенно, об ускорении его роста за последние три столетия, они приходят в
ужас и расценивают дальнейшее увеличение численности человечества как
чудовищную катастрофу. Даже такой здравомыслящий философ, как А. Г. Н. Флю
(1967: 60) с похвалой отозвался о Джулиане Хаксли за то, что тот задолго "до
нашего времени, когда это получило повсеместное признание, указывал, что
плодовитость человека представляет собой первоочередную угрозу нынешнему и
будущему благосостоянию человеческого рода".
Я утверждал и утверждаю, что социализм представляет угрозу нынешнему и
будущему благосостоянию человеческого рода -- в том смысле, что ни он, ни
какой-либо другой известный вариант замены рыночного порядка не в состоянии
поддерживать существующую численность населения Земли. Однако распространенная
реакция страха, вроде только что упомянутой, со стороны людей, которые и сами
не исповедуют социализма, заставляет задуматься: а не создает ли рыночный
порядок, являющийся и причиной, и следствием столь большого населения, также
серьезной угрозы благосостоянию человечества? Очевидно, теперь следует
рассмотреть это расхождение в оценках.
Новейшая идея, будто рост населения угрожает пауперизацией мирового масштаба,
просто ошибочна. Это по большей части связано с упрощенным пониманием
мальтузианской теории народонаселения. Теория Томаса Мальтуса была вполне
разумна в его время, когда она представляла собой первоначальный подход к
данной проблеме, однако в современных условиях она не работает. По Мальтусу
человеческий труд можно рассматривать как более или менее однородный фактор
производства (предполагалось, что существует один-единственный тип наемного
труда -- это труд в сельском хозяйстве с использованием одних и тех же орудий
и при одних и тех же условиях). При тогдашнем экономическом порядке это
предположение (теоретическая модель двухфакторной экономики) было недалеко от
истины. Для Мальтуса, одного из первооткрывателей также и закона убывающей
доходности, или, применительно к сельскому хозяйству, -- закона убывающего
плодородия почвы, оно должно было означать, что любое увеличение численности
работающих приведет, как теперь говорят, к снижению предельной
производительности, а значит, к снижению дохода каждого отдельного работника,
особенно если все лучшие земли уже поделены на участки оптимального размера (о
соотношении между двумя теоремами Мальтуса см.: McCleary, 1953: III).
Однако в изменившихся условиях, речь о которых шла выше, предположения
Мальтуса перестают соответствовать действительности, поскольку труд
оказывается уже неоднородным, происходит его диверсификация и специализация. С
интенсификацией обмена, с усовершенствованием средств связи и транспорта
увеличение числа занятых и их концентрация делают разделение труда
экономически выгодным, ведут к его диверсификации, дифференциации и
специализации, способствуют развитию новых факторов производства и повышению
производительности труда (см. гл. 2 и 3 выше, а также дальнейшее изложение в
настоящей главе). Возникает ощутимая нехватка дополняющих друг друга различных
навыков и способностей: как природных, так и приобретенных; овладение новыми
навыками, которые в этом случае будут иметь разную рыночную цену, становится
для рабочих стоящим делом. Различия в ожидаемом вознаграждении направляют
добровольную специализацию, и, таким образом, доходы от труда могут скорее
возрастать, чем убывать. При более высокой плотности населения можно применять
технику и технологии, которые оказались бы бесполезными в не столь плотно
населенных районах; а если такие технологии уже были где-то разработаны, их
можно ввозить и быстро осваивать (при наличии достаточного капитала). Даже сам
факт мирной жизни и постоянного общения большого числа людей позволяет полнее