чего и открываются возможности для сотрудничества.
Как только люди научились извлекать преимущества из новых возможностей,
открывающихся с возрастанием плотности населения, это стало основой для
дальнейшего ее увеличения (причем не только благодаря специализации, идущей
вслед за разделением труда, знаний и собственности, но и накоплению некоторыми
индивидами новых форм капитала). Увеличение численности, дифференциация,
общение и взаимодействие на все более обширных пространствах, а также передача
информации во времени -- все это превратило человечество в особый организм с
определенной устойчивой структурой, в силу своих особенностей
благоприятствующей дальнейшему увеличению численности людей.
Насколько мы знаем, расширенный порядок -- это, пожалуй, самая
сложноорганизованная структура во Вселенной: биологические организмы, уже
высокоорганизованные, обрели в ней способность усваивать, ассимилировать
фрагменты надличностных традиций, позволяющих им всякий раз осваиваться в этой
вечно меняющейся структуре, представляющей собой порядок еще более высокого
уровня организации. Шаг за шагом преодолеваются временные препятствия для
дальнейшего увеличения населения; прирост населения обеспечивает условия для
дальнейшего его роста и т. д., чем поддерживается прогрессирующий кумулятивный
процесс, не заканчивающийся до тех пор, пока все плодородные и богатейшие
участки земли не заселяются одинаково плотно.
Центр и периферия
На этом рост населения действительно может остановиться: я не думаю, что этот
жуткий демографический взрыв, чреватый тем, что останутся "только стоячие
места", действительно назревает. Возможно, вся история с ростом населения
подходит сейчас к своему концу или, по меньшей мере, выходит на совершенно
новый уровень. Ведь наиболее быстрый рост населения никогда не был характерен
для стран с развитой рыночной экономикой -- он происходил всегда на периферии,
среди тех бедняков, у которых не было плодородной земли и оборудования и,
соответственно, возможности обеспечивать свое существование, но которым
"капиталисты" предоставили новые возможности для выживания.
Однако эта периферия постепенно исчезает. Более того, едва ли остались на
земле страны, которые можно полностью отнести к ней: взрывной процесс роста
населения на протяжении жизни последнего поколения практически привел к
заселению последних необитаемых уголков земли.
Следовательно, существуют веские основания сомневаться в том, что продление в
необозримое будущее тенденций последних нескольких столетий -- безостановочно
ускоряющегося роста населения -- правомерна. Мы можем надеяться и ожидать, что
как только будет исчерпан последний резерв людей, еще не охваченных
расширенным порядком, так рост их численности, заставляющий многих столь
сильно беспокоиться, начнет постепенно замедляться. В конце концов, ни одна
достигшая достаточно высокого уровня благосостояния группа не проявляет
тенденции к ускоренному росту. У нас нет знаний, достаточных, чтобы
предсказать, как скоро будет достигнут поворотный пункт, но мы можем взять на
себя ответственность за предположение, что пройдет очень-очень много времени,
прежде чем к нам придвинутся ужасы, вызываемые фантазией о неотвратимом
безостановочном росте населения земли.
Я подозреваю, что проблема уже начала смягчаться: темпы роста населения
приблизились сейчас к своему максимуму (или уже достигли его) и в дальнейшем
станут не усиливаться, а ослабевать. Наверняка, разумеется, не скажешь, но
представляется, что приблизительно в последнее десятилетие нашего века рост
населения достигнет максимума (если только этого уже не произошло), после чего
он начнет сокращаться при условии, что не будет сознательного вмешательства,
направленного на его стимулирование.
Уже к середине 1960-х годов ежегодные темпы прироста населения в развивающихся
регионах достигли пика в 2,4%, а потом начали снижаться, и теперешний их
уровень составляет 2,1%. А темпы роста населения в более развитых регионах в
то время уже шли на убыль. Таким образом, в середине 60-х годов ежегодные
темпы прироста населения были, по-видимому, самыми высокими за всю историю
человечества, а затем начался откат от них (United Nations, 1980; J. E. Cohen,
1984: 50--51). Как пишет Коэн, "человечество начало практиковать или
испытывать на себе ограничения, которые регулируют процесс размножения у всех
родственных человеку видов".
Происходящие сейчас процессы станут понятнее, если присмотреться внимательнее
к населению, живущему на периферии развивающихся экономик. Отличными примерами
могут служить быстрорастущие города развивающегося мира: Мехико, Каир,
Калькутта, Сан-Пауло или Джакарта, Каракас, Лагос, Бомбей, население которых
за короткий период увеличилось вдвое или больше того и старые центры которых
окружены хибарами "бидонвиллей".
Население этих городов увеличивается потому, что люди, живущие на периферии
рыночной экономики, уже извлекают из своей включенности в нее выгоду
(состоящую, скажем, в доступе к современной медицине, к более разнообразной
информации, к различным передовым экономическим институтам и практикам),
однако еще не сумели вполне приспособиться к традициям, морали и обычаям
рыночного порядка. Например, обзаводясь потомством, они до сих пор могут
придерживаться обычаев, выработанных: в условиях внерыночной экономики. Так,
скажем, первая реакция бедных людей на едва заметное увеличение уровня
благосостояния сводится к тому, чтобы обзавестись таким количеством детей,
которого, по меньшей мере, будет достаточно для обеспечения их в старости. Эти
древние обычаи сейчас постепенно, а в некоторых местах и стремительно,
исчезают, и периферийные группы, особенно те, что поближе к центру, усваивают
традиции, позволяющие лучше регулировать процесс рождаемости. В конце концов,
растущие коммерческие центры делаются притягательными отчасти именно потому,
что служат моделью, образцом того, как посредством подражания достичь
желаемь1х многими людьми результатов.
Пример этих убогих поселков, интересный и сам по себе, кроме того, поясняет
некоторые идеи, высказанные ранее. Так, сельское население вокруг городов не
сокращается из-за роста трущоб; как правило, оно тоже извлекает выгоду из
роста городов. Города дали средства к существованию миллионам людей, которые
погибли бы или никогда не были бы рождены, в случае если бы они (или их
родители) не мигрировали в города. Тех, кто мигрировал в эти города (или на их
окраины), тянуло туда не из-за благотворительности горожан, предоставляющих
рабочие места и оборудование, и не из-за благожелательных советов их более
состоятельных деревенских "соседей", а, скорее, из-за слухов о каких-то других
не знакомых им бедняках (возможно, жителях какой-нибудь горной долины),
спасших себя переездом в разрастающиеся города, из которых приходили сведения
о наличии там неплохо оплачиваемой работы. Честолюбивое стремление жить лучше
или даже алчность, а вовсе не милосердие сохранили им жизнь: и это лучше, чем
чья-то благотворительность. Выходцы из сельских местностей уяснили из рыночных
сигналов (хотя им вряд ли удалось бы понять суть, излагаемую в столь
абстрактных терминах), что доходы, не истраченные богатыми горожанами на свои