условиями, может гораздо лучше, чем это сделал бы вместо него любой
государственный деятель или законодатель, судить о том, к какому именно роду
отечественной промышленности приложить свой капитал и продукт какой
промышленности может обладать наибольшей стоимостью" (1776/1976).
Если обратиться к проблеме использования всех доступных для инвестирования
средств в расширенной экономической системе при едином руководящем органе,
первая трудность будет состоять в том, что никто не может установить
совокупный объем доступного для текущего пользования капитала, хотя он,
конечно, ограничен в том смысле, что инвестирование, превышающее этот объем
или не достигающее его, должно вести к расхождениям в спросе и предложении
различных видов товаров и услуг. Такие расхождения не смогут быть
самокорректирующимися, а выразятся в ряде инструкций руководящего органа,
невыполнимых либо по причине отсутствия каких-либо требуемых товаров, либо по
причине невозможности использовать какую-то часть предоставленных материалов и
оборудования из-за нехватки необходимых комплементарных факторов
(инструментов, материалов, рабочей силы). Ни одна из величин, которые надлежит
принять в расчет, не может быть установлена с помощью учета или измерения
каких-либо "данных" объектов -- все будет зависеть от возможностей, из которых
придется выбирать остальным людям в свете знаний, имеющихся у них на данный
момент. Приблизительное решение этой задачи станет возможным только в ходе
взаимодействия всех, кто могут выяснить особые обстоятельства, на значимость
которых -- ввиду их воздействия на рыночные цены -- указывают условия момента.
"Наличный объем капитала" будет поэтому неодинаков в зависимости от того,
например, превышает или нет доля ресурсов, фактически направляемых на
обеспечение потребностей более отдаленного будущего, ту долю, которую люди
согласны исключить из текущего потребления, чтобы увеличить резерв на будущее,
т. е. превосходит она или нет их готовность делать сбережения.

Постижение роли, которую играет передача информации (или фактических знаний),
открывает путь к пониманию расширенного порядка. Тем не менее, эти вопросы
носят весьма абстрактный характер и особенно трудны для людей, воспитанных на
господствующих в нашей системе образования механицистских, сциентистских,
конструктивистских канонах рациональности, и по этой причине невежественных в
биологии, экономических дисциплинах и эволюционной теории. Надо признать, что
на разработку теории рассеянной информации, из которой следуют мои выводы о
превосходстве спонтанных образований над централизованным управлением, я
потратил чрезвычайно много времени: начиная от первого моего прорыва -- статьи
"Экономика и знание" (1936/48), продолжая осмыслением "Конкуренции как
процедуры открытия" в статье под таким же названием (1978: 179--190) и кончая
эссе "Претензия знания" (1978: 23--34).


Глава шестая. Таинственный мир торговли и денег



Презрение к коммерческому
Не только гносеология и методология, проблемы рациональности и научности
являются почвой, на которой произрастает антипатия к рыночному порядку. Я имею
в виду неприязнь более глубокого, темного происхождения. Чтобы понять ее, мы
вынуждены покинуть сферы относительно рациональные и вступить в область более
архаическую и даже потаенную -- в область психологических установок и эмоций,
с особой силой разыгрывающихся тогда, когда в рассуждения о коммерческой
деятельности, торговле и финансовых институтах пускаются социалисты, или когда
с этим сталкиваются первобытные люди.
Как мы уже видели, торговля и коммерция очень серьезно зависят как от
конфиденциальности, так и от специализированного или личностного знания; это
тем более верно по отношению к финансовым институтам. В коммерческой
деятельности, например, человек рискует чем-то большим, чем личное время и
усилия, а специальная информация позволяет индивидам судить о своих шансах и о
своих конкурентных преимуществах в тех или иных начинаниях. К узнаванию особых
обстоятельств стоит стремиться только в том случае, если обладание этим
знанием дает определенные преимущества, компенсирующие издержки при его
получении. Если бы каждому торговцу приходилось, подавая пример всем своим
конкурентам, объявлять, где и как можно приобрести товары получше и подешевле,
участие в деле вообще не стоило бы потраченного времени, и торговля никогда бы
не приносила никаких выгод. Более того, знание о конкретных обстоятельствах
(или, например, предчувствие предпринимателя, что новый продукт будет
пользоваться спросом) столь часто бывает трудноформулируемым и даже вообще
невысказываемым, что "обнародовать" его, полностью отделив от соображений
мотивации, невозможно.
Разумеется, согласовывать свою деятельность с чем-то, не доступным всеобщему
восприятию и не вполне предсказуемым (не сводящимся к "наблюдаемому и
осязаемому", как называл это Эрнст Мах) означает переступать через
рассмотренные выше рационалистические критерии. К тому же неосязаемое зачастую
становится объектом недоверия и даже страха. (Отметим попутно, что опасливое
отношение к положению дел в торговле свойственно -- хотя и по несколько иным
причинам -- не одним лишь социалистам. Бернард Мандевиль "содрогнулся",
представив ужасающую картину "тех трудов и опасностей, которые надо перенести
за рубежом, огромных морей, которые мы должны переплыть, разных климатов,
которые мы должны вытерпеть, и различных стран, которым мы должны быть обязаны
за их помощь" (1715/1924: I, 356 <Мандевиль, 1974: 319>). И впрямь, сознание,
что мы во многом зависим от человеческих усилий, которых не можем ни учесть,
ни проконтролировать, способно вывести из равновесия любого: как прилагающего
их, так и от них воздерживающегося.) Из-за недоверия и страха простые люди так
же, как и мыслители-социалисты, всегда и повсюду видели в торговле не только
что-то весьма не похожее на материальное производство, хаотичное и
бессмысленное (так сказать, методологическую ошибку), но и что-то
подозрительное, низменное, бесчестное и недостойное. На протяжении всей
истории человечества "торговцы были объектом всеобщего презрения и морального
осуждения... человек, покупавший задешево и продававший втридорога, был
заведомо бесчестен... Поведение купцов противоречило обычаям взаимности,
распространенным в первобытных малых группах" (McNeill, 1981: 35). Эрик
Хоффер, помнится, однажды заметил: "Враждебность по отношению к торговцам,
особенно со стороны грамотеев, стара как мир".
У недоверия, страха и враждебности по отношению к торговле есть множество
причин и множество форм, в которых они находят выражение. На заре истории
торговцев часто отселяли от остальной общины, но подобная участь постигала не
только их: даже некоторых ремесленников, особенно кузнецов, которых пахари и
скотоводы подозревали в колдовстве, нередко выселяли за околицу. В конце