из таких же обособленных усилий бесчисленного множества не знакомых друг другу
людей.
В экономической науке также существует ошибочная идея, которую проводил еще
брат Карла Менгера Антон. Согласно этой идее, источником "полного продукта
труда" считаются прежде всего затраты физической энергии, и хотя эта ошибка
стара, именно Джон Стюарт Милль, по-видимому, больше, чем кто бы то ни было,
несет ответственность за ее распространение. В своем труде "Основы
политической экономии" (1848, кн. II, глава I, "О собственности", подраздел 1;
Works, II: 260 <Милль, 1980: 1, 337, 338>) Милль писал, что в то время как
"законы и условия производства богатства имеют характер, свойственный
естественным наукам", распределение целиком является делом человеческого
учреждения. Как только вещи появляются, люди, порознь или коллективно, могут
поступать с ними как им заблагорассудится". Отсюда он заключал, что "общество
может подчинить распределение произведенного богатства любым правилам, какие
только оно может изобрести". Здесь Милль рассматривает объем продукта как
проблему чисто технологическую, не зависящую от особенностей его
распределения, упуская из виду зависимость объема выпуска от степени
использования существующих возможностей, что представляет собой проблему
экономическую, а не технологическую. Обилием продукта мы обязаны методам
"распределения", т. е. системе рыночного ценообразования. Объем того, что мы
делим, зависит от принципа организации производства -- а в данном случае это
рыночная система ценообразования и распределения. Считать, что "как только
вещи появляются", мы вольны поступать с ними как нам заблагорассудится, просто
неверно, потому что они и не будут произведены до тех пор, пока притязания
индивидов на ту или иную долю в совокупном продукте не породят ценовой
информации.
Но эта ошибка не единственная. Как и Маркс, Милль видел в рыночных ценностях
исключительно следствия, не замечая, что они одновременно являются и причинами
принимаемых людьми решений. Позже, когда обратимся непосредственно к
обсуждению теории предельной полезности, мы обнаружим, как это неточно и сколь
неверным было заявление Милля, что "в законах ценности нет ничего, что
осталось бы выяснить современному или будущему автору; теория этого предмета
является завершенной" (1848: III, I, sect.1, в Works, II: 199--200 <Милль,
1980: 2, 171>).

Торговля -- считают ее настоящей работой или нет -- принесла не только
индивидуальное, но и коллективное богатство благодаря усилиям ума, а не мышц.
Тем не менее, то, что всего лишь переход товаров из рук в руки может
увеличивать их ценность для всех участников и что это необязательно означает
выгоду одного в ущерб другим (или эксплуатацию, как принято ее называть), для
интуиции было и остается трудно схватываемым. Иногда, чтобы рассеять
подозрения и показать, как стремление к прибыли оказывается благотворным для
масс, приводят пример Генри Форда. Пример, в самом деле, показательный: легко
увидеть, как предприниматель мог руководствоваться намерением удовлетворить
очевидные потребности значительного количества людей и как его попытки
повысить их жизненный уровень увенчались успехом. Но все-таки этот пример не
вполне подходит: ведь в большинстве случаев эффект от роста производительности
не так уж нагляден -- проявления его слишком косвенны. Выгоды от
усовершенствования, скажем, производства винтов, веревки, оконных стекол или
бумаги будут распространяться настолько широко, что нам придется
довольствоваться гораздо менее конкретизированным представлением о причинах и
следствиях.
В результате всего этого многие продолжают легкомысленно относиться к
умственным ухищрениям, связанным с торговой деятельностью, даже если не
приписывают их колдовству, не видят в них надувательства, мошенничества или
коварного обмана. Богатство, приобретенное таким способом, кажется гораздо
слабее связанным с какими-то явными (т. е. обусловленными физическими
затратами) заслугами, чем удача охотника или рыбака. Однако если богатство,
полученное благодаря такого рода "реорганизации", смущало простой народ, то
информационно-поисковая активность коммерсантов вызывала к себе поистине
величайшее недоверие. Производительный характер транспортировок,
осуществляемых в торговле, как правило, понимается обывателем хотя бы отчасти,
по крайней мере, после долгих терпеливых разъяснений и доказательств.
Например, мнение, что торговля занимается лишь перемещением уже существующих
вещей, можно тут же скорректировать, указав, что многие предметы можно
изготовить, только когда соберешь из дальних мест все необходимое для их
изготовления. Относительная ценность собранного будет зависеть не от
физических свойств отдельных компонентов, а от пропорций, в каких они, все
вместе, окажутся в подходящих местах в распоряжении изготовителей. Таким
образом, торговля сырьем и полуфабрикатами является предварительным условием
для увеличения физического объема многих видов конечной продукции, которую
вообще можно изготавливать только благодаря наличию (возможно, в небольших
количествах) материалов, доставляемых издалека. Количество того или иного
продукта, которое удается произвести из имеющихся в данном месте ресурсов,
может зависеть от ничтожного количества чего-то другого (например, ртути или
фосфора, или, возможно, даже какого-нибудь катализатора), добываемого только
на другом краю света. И, стало быть, сама возможность материального
производства обусловлена торговлей.
Еще тяжелее дается понимание того, что уровень производительности и даже
взаимосогласование необходимых поставок зависят также от успеха
непрекращающихся поисков широко рассеянной и непрерывно меняющейся информации,
сколь бы очевидным ни казалось это всем уяснившим суть процесса, благодаря
которому торговля дает толчок материальному производству и управляет им,
поставляя информацию об относительной редкости разных предметов в разных
местах.
Возможно, за стойкой неприязнью к коммерческим сделкам лежит не более чем
путаница в понятиях и явное невежество. К этому, однако, примешивается и
существующая от века боязнь неизвестного: колдовского, противоестественного --
а, кроме того, страх перед самим знанием, возвращающий нас к нашим истокам и
навечно запечатленный в первых главах книги Бытия, в истории об изгнании
человека из Рая. Все суеверия, включая социализм, питаются этим страхом.
Предельная полезность против макроэкономики
Страх этот может быть очень сильным, но он не обоснован. Коммерческую
деятельность, конечно же, нельзя считать действительно непостижимой.
Экономические и биологические науки, как мы увидели из предыдущих глав, дают
сегодня неплохие объяснения самоорганизующихся процессов. В общих чертах мы
уже произвели частичную рациональную реконструкцию их истории и благотворного
воздействия на появление и распространение цивилизации в гл. 2 и 3 (см. также
Hayek, 1973).
Обмен производителен; он позволяет наиболее полно удовлетворять человеческие