живут-плодятся  на   широкой   степи,   между   Итиль-рекой,   Днепром   и
Истром-Дунаем.
     В  родовых преданиях россичей,  в  сказках для малых,  в  сказках для
больших Юг всегда был подобен таинственному царству мрака,  хоть россичи и
знали,  что там теплые моря, сладкие плоды, жаркое солнце. Заслонила беда,
постоянно копящаяся для росских лесов вдали от глаза, вдали от слуха.
     Запруженный  бобрами  ручей,   набрав  силу,   разливается  по  лесу,
наводняет округу.  Степная беда переливала излишки на Рось-реку. Перевалив
границу,  она стремилась вглубь, пока степняки, утомленные упорством людей
и  сопротивлением леса,  не  отходили на юг.  Колыбельные песни говорили о
злой Степи,  бессмертный Кащей жил на  острове среди Теплого моря.  Россич
привык помнить о Степи.
     Быстрым  набегом  степняки  разбивали-жгли  грады.  Потом  уходили  с
добычей,  угоняли пленных. Давно не случалось больших набегов. Глупый один
не понимал, что опасность увеличивалась с каждым годом.
     Россичи  привезли  целый  короб  ромейских  рассказов  о   блуждающих
утигурах,  массагетах,  гетах, даках, хазарах. Будто бы кто-то хотел взять
прошлой осенью саму Карикинтию,  но ромеи не только отбились, но и набрали
полон.  В  Италии  воюют.  В  Азии  -  тоже.  На  берегах гнилых озер,  по
Меотийскому озеру, по берегу Евксинского Понта степняки ходили до осеннего
распутья.  Черный ромей,  который приезжал на торг не с  товаром,  а учить
россичей  своей  вере,   предвещал  страшные  беды.  Признавался  он,  что
ромейский базилевс-князь  сносился с  хазарами.  О  чем?  Есть  догадка  у
князь-старшины Чамоты, а знанья нет.
     Что правда,  где ложь,  не знают и  сами ромеи.  Однако весь хлеб они
взяли, жалели, что не было больше. И остальные товары все купили.
     Широко расставив длинные, сильные, как у лошади, ноги, свесив тяжелые
руки  с  колен,  Всеслав слушал  Ратибора.  С  наставником-другом  Ратибор
находил слова. Невозможного ищет прусс Индульф? Всеслав видывал и пруссов,
знал, что много людей разных языков служат ромейскому базилевсу.
     Стремись к  невозможному!  Всеслав находил свою молодость в молодости
Индульфа,  Ратибора. Но ни с кем он не делился, как делится с ним Ратибор.
Он сам узнал, где истинно скрыто самое трудное, самое невозможное:
     - Оно лежит около нас,  мы ж его редко видим,  Ратибор! Мечтай летать
птицей,  мечтай опуститься в днепровские омуты, выловить жемчуг из Моря...
Сумей-ка  росскую силу собрать воедино -  это  труднее,  чем уйти на  край
земли, чтобы увидеть, как солнце ложится отдыхать в океан.
     В доме Анеи Млава открыла ларь,  где хранилась запасная одежда мужа и
оружие,  оставленное отцом Ратибора в наследство сыну. От тли и от сырости
нужно высушить ткань и  кожу,  смазать железо и дерево топленным из костей
жидким жиром.
     Сверху   лежала   фигурка   Арея-Марса.   Обе   женщины  разглядывали
изображение мужчины. Он сидел так, как иной раз сидел, отдыхая, Ратибор. И
был похож на Ратибора.  Мешал гребенчатый шлем на голове. Снять бы его, но
металл  был  слишком  прочен,  не  поддался  пальцам.  Побоявшись  сломать
фигурку, женщины оставили бронзу в покое.


        5

     Первое  полнолуние лета  посвящено Черному Перуну воинов.  Лето  есть
время Перуна, время войны. Ночью побратимы-дружинники собирались в гадючьи
пещеры.
     Расставив ноги с громадными ступнями,  чтоб было,  на что опираться в
бою,  бог  слушал,  глядя  из-под  медного шлема  на  лунный свет  красным
рубиновым глазом. Он молчал.
     Он мог бы говорить только о насилии, кровавом насилии без ограничения
разумом.  Но все боги молчат.  Их язык вложен в уста людей, чье сердце они
вдохновляют.  Боги  подобны умершим людям,  именем  которых вершат  власть
живые.
     Многие россичи слыхали от ромеев о голосах богов прежней Эллады.  Там
женщина Пифия,  сидя в  благовонном дыму на медном треножнике,  передавала
словами волю богов.  Нынешние три бога ромеев оставили свою волю в книгах.
Слова Пифии были уклончивы, слова книг расходились с делами ромеев.
     Черный Перун всегда молчал.  Его гром говорил одно: "Делай, совершай.
А как совершать - твоя вольная воля, россич".
     Росская  слобода,  приняв  сразу  десятки  молодых илвичей,  потеряла
обычную стройность.
     Молодая лошадь из  табуна или  пойманный дикий тарпан легче в  науке,
чем дурноезжий конь,  побывавший в глупых руках.  Одни илвичи пришли прямо
из своих градов с напутствием от князь-старшин,  чтобы не срамили свой род
на чужих людях.  Такие,  и  ловкие от рождения и  неуклюже-косолапые,  как
молодые щенки,  послушно шли в  руки Всеслава и его подручных.  С теми же,
кто успел побывать в слободе при покойном Мужиле, было хуже. Не легка доля
охотника-добытчика,  зато привольна, и за труд награждает дичина. При всей
жадности Мужило умел и делиться со своими - тем и держался.
     Попав в иные порядки,  бывшие илвичские слобожане начали покрикивать:
не воинское здесь житье, а лошадиное, как на пашне.
     Среди илвичских родов, как знали россичи, шло разногласие из-за новой
затеи  слияния слобод.  Князь-старшины,  отказавшиеся дать  своих  молодых
Всеславу, укоряли пославших за ослабление племени. А один из князь-старшин
илвичей, Павич, будто бы кричал: "Воинов отдали россичам, сами к ним идите
жить, станете россичами".
     Слухи о  грядущем нашествии хазар помогали росской слободе.  Не будет
набега - как бы илвичи к осенней распутице не позвали своих назад. Начатое
дело замрет в первом ростке.
     Скорые на  руку  советовали выкинуть лишнее из  слободы:  худой  конь
портит табун, а в запряжке с сильным он не тянет ни плуг, ни телегу.
     Тени  скал  захватили освещенное место,  скрылась от  луны  и  голова
Перуна с померкшими глазами. Темнота покрыла побратимов.
     Решили послать в степь дальний дозор на расстояние нескольких дней.
     - Пройти  дозорным вниз  по  степной  дороге.  Заранее  они  подозрят
степных, успеют нас известить, - сказал Всеслав.
     - А не встретят, - добавил Колот, - так мы подумаем, когда вернутся.
     Знак Перуна,  заросший под мышкой левой руки, - малый значок. Его так
же трудно найти,  как мысль в чужой голове, как догадаться, какой отклик в
душе находит слово, заброшенное будто бы наудачу.


     А  лето накатилось полной силой,  а  травы уже  поднялись до  колена.