два заводных коня.  Конь в степи -  челн в реке. Хорошо выкормленный овсом
или ячменем конь, неся всадника, догоняет тарпана, хотя тот бежит налегке.
Коней для дозора кормили последним сбереженным овсом.
     Простившись с  Сварогом,  всадники миновали дальнюю  росскую  межу  у
Турьей заставы.  Здесь,  в подновленных землянках,  уже началось бдение за
концом степной дороги.
     Вот и балка Сладкого ручья,  где побили хазарский загон. Все заросло,
затянуло, только места под былыми кострами выдавали себя яркостью зелени.
     Направо  начинается  невидимая  отсюда   Тикич-река.   Опушки   лесов
раздвигались,  отходили.  Степь открылась.  Она захватила и не отдала лесу
место,  где  в  годы  гуннского побоища  выгорела  дубрава.  Турье  место,
любимое.  Всадники видели сразу несколько стад степных быков, нахаживающих
силы на тучном пастбище.
     Вот и  холм,  на  котором упорно не хочет рассыпаться обожженный пень
дуба, широкий, охвата в четыре. Россичи остановились.
     Всеслав объяснял посыльным приметы степной дороги.  Сам  он  лазал по
ней  при Всеславе Старом и  в  первый год своего воеводства.  Старшим идет
Ратибор,  он  должен запомнить приметы лучше  всех,  его  остальные должны
слушать во всем, как самого Всеслава.
     Покончив с напутствием, Всеслав и Колот обнялись с уходящими в Степь.
Задержав при себе Ратибора,  воевода еще что-то ему приказывал. Колот ждал
поодаль, наблюдая, как омрачалось лицо молодого.
     Еще  раз  Всеслав протянул руки.  Крепко  обнялись воевода и  молодой
побратим. Кони стояли вплотную, обнюхиваясь.
     Воевода и  князь-старшина возвращались без  спеха,  каждый  со  своей
думой.
     - А совершит ли, как должно? - нарушил Колот молчание.
     - Совершит. Он не хуже старых.
     - Почто же ты старому не доверил, коль Ратибор старых только не хуже?
- выспрашивал Колот, испытывая воеводу-брата.
     - Он  сердцем тверд,  как огниво.  По молодости же -  душой чист еще.
Умствовать лукаво о деле не будет он.
     Душу Колота как змея укусила:  умствовать лукаво!  Не  лукаво ли  сам
Всеслав взял мысль,  брошенную ему Колотом,  и  ныне превратил ее в тайный
приказ Ратибору?  Но случись неудача с задуманным,  против кого повернется
дело? Против Всеслава. И, поборов себя, Колот сказал:
     - Не про то говорю я. Хорошо ль, с умом ли он то выполнит?
     - Почему ж без ума?
     - Видел я по нему, не по сердцу пришлось.
     - Он в  пути все поймет,  все и  свершит,  -  утвердил Всеслав,  и до
самого брода, четверть дня, ехали они молча.


        6

     Широкий,  торный путь  протянут от  Роси  на  юг.  Никто не  прорубал
кустарники,  не мостил мосты,  не гатил болота,  а дорога лежит, хоть и не
наезженная колесами, не тропленная ногой человека.
     Сухая дорога из  степи в  леса своими извилинами похожа на  реку.  На
реке тихие заводи-затоны,  а здесь -  длинные поляны.  Они, открываясь для
глаза заманчивой глубиной тени и  света,  на  самом деле никуда не  ведут.
Поезжай - и упрешься в замок сплошного леса, или в голову ручья, где вода,
запруженная бобрами, превратила чащу в заболоченную низину.
     Есть и узкие протоки-прогалы,  длинные, змеистые. Они, как в теснинах
реки, связывают одну пролысину леса с другой. Вот подобная разливу широкая
поляна. В травах заметен ковыль, посол степей. Отступившие леса темнеют по
сторонам, подобно берегам самого Днепра в половодье, а рощи - как острова.
     Путь в степь и из степи, пролегший по гривам всхолмлений, строился не
человеческой волей, а четырьмя стихиями: земным плодородием, силой ветров,
рвением вод и подземным огнем.
     Степную дорогу ромей назвал бы Фатумом россичей. Угодья за Росью были
поделены между людьми славянского языка.  Южной степью по очереди обладали
сильнейшие,  как  послушным телом  рабыни,  а  дорога из  степи в  лес  не
принадлежала никому, кроме зверя.
     Много ли мест возьмут семь всадников и четырнадцать заводных лошадей?
Столько, сколько займут ноги коней.
     Может быть,  и на сто,  и на двести,  и на триста верст в стороны нет
живой человеческой души.  Россичи затерялись,  как  камешки в  море.  Нет,
исчезнуть можно  лишь  в  людских  толпах,  в  городах больших,  как  Рим,
Византия или ильменская Русса.  На степной дороге человек виден, как факел
ночью.
     Россичи ехали ниткой, прижимаясь к опушкам. Из зарослей ольхи, клена,
бересклета,   овеянных  высокими  вершинами  черностволых  вязов,   тянуло
свежестью    и    гнилью.    С    кружевных   листьев    остро    пахнущих
кочедыжников-папоротников  взмывали  жадные  облака  серых   комаров;   от
кровопийц хотелось спастись скачкой.
     Острые  стрелки  плаунов-хвощей,  выбравшись на  опушки,  говорили  о
близости водяных жил. В таком месте вырытая ямка быстро насасывает воду.
     Свиваясь  черными  пеленами,   злой  пчелиный  рой  несся  с  могучим
гудением.  Новая матка,  которой тесно в  семье,  искала места для  нового
рода. Так расселялись и люди.
     Издали всадники казались такими же одинаковыми,  как пчелы в рою.  На
каждом штаны из пестряди,  рубаха из холста-ровнины. Разнится лишь вышивка
на косом вороте - крестики или елочка. Ратибору жена вышила красной ниткой
треугольнички с точкой в середине - глазки.
     У  одних  слобожан штаны  заправлены в  сапоги  на  толстых подошвах,
пришитых смолеными нитками.  Другие  обуты  в  постолы-калиги  с  длинными
ремнями,  прикручивающими штанину к голени шестью оборотами до колена.  На
головах плоские колпаки из кожи, какие надевают под шлемы.
     Сзади  к  седлу  приторочен плащ,  безрукавка из  козьей шкуры  мехом
вверх,  спереди -  переметные сумы с разной походной мелочью. Меч висит на
левом  боку,  удерживаемый кожаной  перевязью.  Перевязь  короткая,  чтобы
оружие не болталось, не помешало спрыгнуть и на скаку. Ножной меч сидит за
голенищем правого сапога или  висит  у  пояса  справа же.  Колчан с  тремя
десятками стрел, два лука со опущенными тетивами в твердом лубяном налучье
на  своей перевязи приторочены к  седлу.  А  круглый щит  -  за  спиной на
длинном ремне.  Он  выточен из цельного вяза толщиной в  три пальца.  Край
окован  железом,  по  полю  набиты  железные бляхи.  Изнутри две  ременные
наручины,  широкая для локтя,  узкая для пальцев. Под наручинами проложена
толстая кожа бычьей хребтины.  В ней застрянет жало копья или стрелы, если