В  балках-овражках крепко-полынный аромат  степи  перебивался запахом
травяной гари,  как  жгучее  солнце  палило скаты  лощин.  Безостановочным
стрекотом зеленые и бурые кобылки-кузнечики славили жар распаленной земли,
ночью сверчки поднимали слитный гомон.
     На остановках с брюха коней тек струйкой пот,  прозрачный, как слезы.
Выпаивали лошадей только на ходу,  давая опустить губы в ручей на броде. И
тотчас же гнали дальше.  Если горячему коню после водопоя дать отдых, конь
остудится, а всаднику без коня не уйти от гибели.
     На  третий день слобожане сообразили,  что  хазарские охотники далеко
ушли от своих.  Были видны две стайки погони. На высоких местах, доступных
глазу издали,  Ратибор сдерживал своих, маня хазар видом возможной потехи.
Ныне,  на четвертый день,  дозор уходил,  дерзко показываясь раз за разом.
Хазары прибавляли ходу.  С осокоря Ратибор видел,  что за ним гналась одна
стая. Те, у кого кони были послабее, остались далеко позади.
     Уже шли знакомые места.  Степная дорога бежала по  лысой гриве,  горб
которой питал два речных истока:  ингулецкий и  ингульский.  До  Рось-реки
отсюда остается верст сто сорок.  Не жалея коней,  можно за день поспеть к
Турьему урочищу.
     Справа и  слева  подбегали лесные опушки,  обещая укрытие слабому,  а
степь,  свободная от  доброй  защиты деревьев,  языком изгибалась.  Гнись,
гнись, змея-дорога, а ведешь ты всех, кто захочет, прямо на Рось!
     Ратибор придерживал своих  коней,  и  слобожане послушно равнялись по
старшему.   Хазары  поспевали,  в  их  стайке  уже  различались  отдельные
всадники.  Выступ леса ненадолго закрыл обзор.  И когда дорога вышла опять
на прямую, сделалось очень заметно, как догоняли степняки. Сейчас их можно
счесть всех без ошибки,  не  путая верховых лошадей с  заводными.  Ратибор
приказал:
     - Стой, меняй коня!
     Переседлывали коней на  виду  у  хазар,  и  с  места тронулись шагом.
Верстах в двух спешила стая загонщиков,  не по следу,  а назрячьплетями, спешили. Видели хазары, как слобожане, переменив коней, не смогли
оторваться даже на свежих.
     _______________
          

     Близился верхний исток Ингула,  первый, если считать от Роси. Дубовые
рощи стеснили степную дорогу до узкого прогала -  знакомого россичам горла
змеиного пути.  Скоро будет узость,  где от  леса до леса не более четырех
сотен шагов.
     Степные  люди  сбивались в  кучу  для  удара.  Задние  подтягивались,
передние  придерживали,  помня  об  осторожности.  И  слобожане дали  волю
лошадям.
     Свежие кони взвились,  и тонкие травы не успевают согнуться.  Будто в
былинках родились великие силы и  бросают всадников все  вперед и  вперед.
Уже не скачут, летят над степью чудесные всадники.
     Поворот и еще поворот.  Ветер хватает топот,  и,  как из пращи, назад
уносятся твердые камни  ударов.  Вот  и  нужное  место!  Ратибор закричал,
указывая влево.  Слобожане птицами  порхнули к  опушке,  твердо  удерживая
поводья и  сжимая колени,  чтобы кони не побились о  деревья.  С полуслова
поняв волю старшего,  каждый закрепил оголовья заводных лошадей за дерево.
И взор уже в поле, и стрела уже на тетиве. Ждать, видно, недолго.
     Жаркий пот струится по лошадиному телу,  лошадь не шевельнется.  Конь
ждет, зная чудесной общностью с всадником, что задумано дело и дело должно
совершиться.  Медленно  впивается  жало  овода  в  тело  притихшей лошади,
медленно наполняется кровью серое брюшко злобного мучителя.  Ему  нет дела
до людей,  он хочет насытиться и  отложить яички,  чтобы продлить свой род
неизвестно зачем.
     Мгновения неподвижны,  как  вода в  речной заводи.  На  вершину дуба,
битого громом,  упал ворон.  Он  был так же  черен,  как сучья,  опаленные
гневом Перуна.  Птица  с  приподнятыми крыльями была  похожа на  человека,
вздернувшего плечи.  Ворон  не  верил  затаившимся людям.  Блестя  горькой
ягодой глаза, он был готов к бегству. Он знал - человек не берет ворона. И
все же боялся. Дурно тому, кто мучает себя лишними страхами - от излишнего
знанья.  Плохой из  него  будет воин.  По  скупости души он  старается так
поступить, чтобы совершить задуманное без потерь. И - все потеряет.
     В  тишине зябко дрожали пугливые листья робких осин.  Не сдержавшись,
конь  ударил  хвостом.  Жесткая  прядь  просекла  раздутое  брюшко  овода,
брызнула кровь.
     Раздался звук трубы.  Хазарин,  надув щеки, дребезжал в пустую кость.
Звал своих, подгонял.
     Солнце светило слобожанам в затылок, хазарам - в лицо. Хазары скакали
кучно,  дав коням полный мах. Думали степные, что догоняют усталых, слабых
числом россичей. Спешили прямо на солнце.
     Умей выбрать засаду,  зная и ветер и свет,  на кого бы ни засел: и на
зверя, и на человека!


     Будто опуская с размаху топор с криком-выдохом - га! - слобожане всем
телом бросили первые стрелы.  Еще рубила жильная тетива дубленую рукавичку
- защиту левой руки,  а  правая уже  клала новую стрелу,  уже тянула-рвала
тетиву. И гнется тугой лук колесом, над ухом срывается тетива с пальцев. И
опять вслед стреле рвется из  груди не  то вздох,  не то выкрик.  Никто не
видел, как от боевого гнева постарели молодые лица.
     Стрелы шли густо,  тяжелые, крепкие, с пером весеннего матерого гуся.
Хазары  падали.  Падали  и  хазарские кони,  сбитые уздой,  которую тянули
мертвеющие руки.  Росские стрелки, не мигая, брали цель, высоко поднимаясь
на стремени.
     Россичи делали дело,  вложенное в ум и в руки трудными годами учения.
Убивали верной  смертью тех,  кто  хотел  их  убить.  Ни  один  хазарин не
проскочил мимо засады,  ни один не успел повернуть.  Вперед умчались кони,
лишенные всадников, назад не вернулся ни один, как всегда.
     Кто-то из сбитых хазаров попробовал встать. Меч довершил побоище.
     Скорее, скорее! Ратибор помнил об отставшей, второй шайке хазаров.
     Слобожане  вырывали  из  тел  драгоценные стрелы.  Владельцы  отменно
борзых коней,  на  поле боя  полегли хазарские богачи.  Невзятой останется
богатая добыча -  времени нет  ничего.  Торопись,  торопись!  Гибнут после
удачи воины, забывшие себя от жадности. Спеша, слобожане хватали хазарское
оружие. Громко звал Ратибор разбирать заводных лошадей, которые ярились от
запаха крови.