степной  траве  под  ветром.   Вот  двинулись  тремя  тучами,   нестерпимо
громадными для россичей, из которых никто никогда не видел такое множество
всадников сразу.  В  разных  местах сторожевые слобожане трубили тревогу в
рога.  С  высокого дерева  князь-воевода  Всеслав птицей  слетел  вниз,  и
княжеский коновод поспешил помочь князю стянуть ремни доспеха.
     За ночь пешие славяне набили перед собой ряды острых кольев.  Низкие,
до половины бедра,  острия спрятались в траве. Справа от хазарской конницы
войско  прикрывалось лесом.  Пешие  еще  не  могли  рассмотреть  хазар.  В
ожидании кто дремал,  развалившись,  кто беседовал с  товарищем,  и  Малха
поражало общее безразличие, как ему казалось. Сзади закричали приказ:
     - К бою готовься, к бою, к бою! Тетиву натяни, тетиву!
     Войско зашевелилось. Переминались, проверяли, хорошо ли меч пойдет из
ножен,  удобно ль  висит секира-чекан,  щупали рукоять ножа за  голенищем,
подтягивали колчанные перевязи,  с тем, чтобы колчан, поднявшись над левой
лопаткой, сам подставлял оперенные бородки стрел. И потом только гнули лук
и натягивали тетиву. Близко к Малху в строю был знаменитый стрелок Горбый.
Горбый сидел на скамье.  Лет пятнадцать уже,  перестав владеть ногами,  он
таскал на костылях свое тело.  И без того сильные руки сделались крепкими,
как кузнечные клещи,  и Горбый мог послать стрелу на расстояние, никому не
доступное.   Глядя  на  калеку,  многие  со  злобой  вспоминали  здоровых,
оставшихся дома.  Но не стало времени думать об этом.  Заметили пешие, как
над травой появились хазарские полки.  Различались головы лошадей и людей.
Хазары скакали плотным и  широким строем.  Над их  множеством на невидимых
древках трепетали, как ястреба в полете, пучки конских волос и куски ярких
тканей, боевые значки. Славяне изготовились к стрельбе.
     Оставалось хазарам пройти не более версты,  когда они сдержали коней.
Три полка остановились, равняясь стеной, а те, кто не сумел сразу овладеть
слишком  горячим  конем,  скакали  перед  плотным  строем,  чтобы,  как  в
наказание, встать сбоку.


        4

     Как  всегда перед боем  бывает,  между хазарами и  славянами осталось
пустое,  ничье поле.  Будто бы огороженное, хотя стен нет, оно запретно на
срок, которого никто не знает.
     Первым  решился  хазарин.  Он  медленно выехал  из  средины хазарской
конницы. В черном железе доспехов он казался широким, как бочка. Показывая
искусство наездника,  хазарин вздернул коня на дыбы и  заставил его пройти
на задних ногах шагов сотню. Потом, дав волю, похлопал коня по шее, и тот,
беззаботный,  повернув голову,  потянулся к  руке за  подачкой.  Не спеша,
хазарин приближался и  остановился на  расстоянии,  безопасном от  стрелы.
Боец поднял копье,  требуя боя.  Будто капли росы искрились на  его низком
шлеме,  искрилось и  оголовье коня.  Знатный  хазарин искал  соперника для
единоборства.
     От  людей росского языка выехал простой по виду всадник,  в  копытном
доспехе,  в  шлеме из  турьего черепа.  Ехал просто,  не  показывая своего
наезднического умения,  прямо на хазарина.  Тот тронул навстречу, но дугой
уклоняясь к своим.  Было понятно,  что опытный воин остерегается,  чтобы в
сшибке нечаянно не попасть в опасную близость к росским стрелкам.
     И  место,  и  время дня принуждали росского воина принять бой лицом к
слепящим лучам солнца.  Хазарин толкал и толкал коня,  пока тень шишака не
легла между ушей животного.
     Наклонили копья.  Уже на  скаку россич бросил круглый щит со спины на
левую руку.
     С  места  оба  прыгнули разом.  Большие,  тяжелые  всадники сорвались
птицами,  без разгона,  на полный размах.  К этому славяне приучали боевых
коней.  Степные же лошади иначе и не могли начать скачку.  Может быть, под
россичем был степной конь, взятый прошлым летом у хазарского загона. Может
быть, этот конь родился в одном табуне с конем хазарина. Причудливы пути и
коней и оружия.
     Сшиблись беззвучно.  Каждый  сумел  принять  острие  копья  срединной
бляхой щита, копья отбросило вверх, и размах разлучил бойцов.
     Россич раньше повернул коня,  но, встав лицом к бою, выждал хазарина.
Он искал равного боя и дал противнику оправиться.
     Опять поскакали.  Коснулись.  Что  это?  Россич копье потерял?  Среди
пешего войска поднялся крик -  и смолк.  Под хазарином лошадь споткнулась.
Наверно,  неудачно всадник принял копье своего противника.  Вниз отбил,  и
оно поразило коня.
     Широкое поле,  высокое небо.  Под  небом  людей  на  поле  собралось,
сколько никогда не  сходилось сюда с  сотворения мира.  Но  для всех будто
только один  человек на  этом  поле.  Для  славян -  россич,  для  хазар -
хазарин.
     Хазарин легко и ловко спрыгнул с коня - до того, как тот завалился на
бок.  Из  хазарского войска выскочили всадники,  но  тут же  и  вернулись:
россич спешился столь же быстро, как его противник. Равный бой.
     Хазарин,  небрежно свесив левую руку с круглым щитом,  пошел на пешую
стречу.  Россич спешил,  широко шагая.  За ним, как собака, шел конь. "Наш
без щита,  без щита!" -  кричали около Малха. Ромей вгляделся. Нет, россич
со щитом,  но щит заброшен за спину.  Почему?  Рядом прозвучало незнакомое
слово: обоерукий. Что оно значит?
     Объяснение пришло само. Бойцы сошлись. Лязг, треск, что-то мелькнуло,
и хазарин пал,  как битый громом.  Взметнув его тело перед седлом,  россич
уже скакал к пешим.  Его узнали.  То воевода Всеслав вышел на бой простым,
как последний из не имущих железного доспеха,  взял врага честно, грудь на
грудь, без уловки. Не в доспехе сила, а в твердости сердца. Пешие кричали:
     - Слава князю, слава Всеславу всеславному!
     Добрый знак. Второй раз берут россичи хазарскую кровь, капли своей не
дав  взамен.  И  -  навсегда среди россичей был  наречен князем слободской
воевода.


     Новые хазары выезжали для состязания,  новые россичи принимали вызов.
Малх хотел бы принять участие,  он надеялся на свое умение,  соединенное с
ловкостью мима-жонглера, но пешими хазары не сражались.
     Ромей хотел биться за  чужое знамя.  Он  не  знал  своего.  Все  были
чужими.  В легионах он думал о жалованье солдата,  о добыче. Ничто иное не
манило.  Победа, захват лагеря противника знаменовали не успех империи, не
общее  благо,  а  возможность схватить добычу,  за  которую скупщики дадут
серебро и золото.  В войсках империи ходили рассказы о чудесном обогащении