ввысь взлетели и  сабли и души бойцов в упоении предстоящей рубки бегущих.
Но беглецы остановились и повернулись все разом.


     Нелегким гнетом лежало на  племенах кормление слобод,  еще  хуже была
потеря сил,  отрываемых от работы.  Всеслав Старый добился в  конце своего
воеводства,  чтобы  каждый  мужчина  отдавал  слободе  первую  молодость и
покидал бы слободу, только достигнув двадцать третьей весны. Разной работы
в  роду  не  перечислить,  легче  было  сказать,  что  умел  делать  лихой
слобожанин.  Что в том, что на лошади он ездил, как единое с ней тело, или
мог бить из лука в яблоко на три сотни шагов?  Возвращаясь в род,  мужчина
не приносил ни ремесла,  ни уменья-сноровки к пашне. Хуже еще было другое.
Многие возвращались из слободы,  неся презренье к обыденному труду. Скучно
им  бывало гнуть спину на полях,  нудно ремесленничать.  Россичи не только
посылали на Торжок-остров меньше товаров, чем могли дать по своим угодьям,
и  по числу мужчин.  Не случайно,  что именно они раньше других оставались
без хлеба, пока не смелют новинки.
     Зато любо-дорого было посмотреть,  как, заманив хазар ближе к кольям,
пешее росское войско развернулось для боя.
     Малх,  как и  все пешие,  был предупрежден о замысле ложного бегства.
Военное искусство ромеев и римлян давно знало этот прием, и ромей удивился
лишь тому,  что славяне на краю земли сами додумались до хитрой и  опасной
стратегии  великих  полководцев  Средиземноморья.  Он  видел,  что  лучшие
легионы империи едва  ли  могли  с  такой  выдержкой проделать рискованный
маневр.  Здесь приказывал кто-то один, просто голосом. В легионах кричали,
команды подтверждались звуками труб, флейты давали скорость шага.
     Когда  стрелки вернулись и  расступились,  чтобы не  было  помехи для
лука,  Малх,  считавший себя ловким и гибким, один из всех отстал, потеряв
свое место в свой десяток.
     Хазары были уже на кольях. Налетев, как стая воронов, с оглушительным
воплем: "Харр, харр!" - хазары замялись, видя падающих передних.
     Отвлекшись, Малх наблюдал, как далеко отошли правые локти стрелков, и
ему,  впервые  в  жизни,  удалось  уловить  удивительный  звук,  короткий,
могучий, мелодичный аккорд сотен тетив, сразу рассыпавшийся в щелканье жил
и   стрелковые  рукавички.   Очнувшись,   отбросив  пробудившееся  чувство
художника.  Малх нашел место в  строю и,  видя только хазар,  стрелял,  не
слыша чужих тетив и зная только свою.
     Мелькали кони,  руки  людей,  чьи-то  лица.  Лошадиное копыто явилось
почему-то вверху,  и  будто уже над Малхом повисла конская грудь с широким
ремнем и красным камнем на грудной бляхе.  Потеряв лук, Малх схватил щит и
на  коленях,  не  успев  встать с  земли,  принял удар,  рухнувший на  щит
каменной глыбой.  Тело ромея все  же  вспомнило уроки,  которыми ворчливый
центурион,  издеваясь над  бывшим  мимом,  зло  докучал  Малху.  Отставной
легионер сумел,  выбросив вверх славянский меч на всю длину своей жилистой
руки, проколоть хазарина. И лишь тогда он понял приказ:
     - Стрелков оберегай от конных!
     В  десятках ратники со  щитами  и  мечами  образовали заслоны,  из-за
которых другие продолжали бить  из  луков.  Хазарские конники рассыпались,
пронеслись дальше,  и  перед  пешим  войском открылось поле.  Главная сила
хазар задержалась у кольев.
     - Отходить всем! - раздалась команда россичам.
     Тут  оказалось,  что  не  так  много  хазар  прорвалось через  пеших.
Хазарские  конники  уже  возвращались  к  своим,  избегая  столкновения  с
вышедшей конницей россичей.  Малх успел сорвать с убитого им хазарина пояс
с  длинным  ножом  в  ножнах,  оправленных серебром и  украшенных цветными
камнями. Не жадность толкнула ромея. Он хотел унести с поля доказательство
своей верности новому знамени.
     Ратники уходили широким шагом, и Малх, непривычный к такому движению,
почти бежал.  Несли своих убитых и  раненых.  Малх нечаянно встретил живые
глаза под  рассеченным черепом,  увидел твердо сжатые губы.  Отвернувшись,
чтобы не бередить сердце страшным зрелищем молчаливой муки,  Малх заметил,
что ратники уже далеко оторвались от  хазар.  Те,  опасаясь новых ловушек,
медлили.
     Вот  кусты,  выброшенные рощей  Сварога поперек пути.  Отсюда уже  не
видно того, что творилось позади.
     Где-то опять раздалось боевое хазарское "Харр, харр!".
     Но кто-то сказал свое:
     - Вот и Рось наша.


        7

     Конь воеводы осторожно, едва тряхнув хозяина, переменил ногу. Мертвый
хазарин лежал  ничком,  странно и  чуждо  для  живого  подогнув голову под
грудь.  Невнятные речи  болтал ночью пленный лазутчик под  пылким железом.
Толмач Малх передал,  что будто бы три старших хана ведут хазар,  будто бы
хотят делать ратное дело порознь. Был ли хазарин упрям, плохо ли его слова
были  поняты толмачом,  кто  мог  сейчас знать.  Еще  одно безыменное тело
осталось около Роси, сломанная ветка, листок, опавший с дерева жизни.
     Для воина,  участника схватки,  битва подобна налетевшему вихрю.  Для
полководца бой кажется медленным, тягучим.
     Всеслав  видел,   как  замялись  хазары  у   кольев,   и   оценил  их
осторожность.  То,  что казалось пешим стрелкам бурным порывом,  на  самом
деле было короткой вспышкой.  Горстки наездников наскочили на стрелков,  а
сотни были удержаны кем-то,  кто без горячки руководил боем. Теперь, когда
росские ратники уходили, десятки казались плотными, как клади снопов. Если
есть среди хазар те,  кто  помнит набег при  Гудое,  они скажут,  думалось
Всеславу, что нашли других людей на месте былых.
     С  всхолмленной лесной опушки открывался хороший обзор,  а хазарам не
были видны всадники в доспехах, крашенных ореховой краской.
     - Опасаются хазары ныне, - говорил Дубок.
     - Да,  прав ты,  брат воевода,  -  согласился Всеслав не потому,  что
уместно думать вслух, но желая показать расположение преемнику Мужилы.
     Хазары,  более не  доверяя ровности поля,  не стремились преследовать
отступающих.  Степная конница выпустила щупальца, чтобы вновь не попасть в
засаду.
     Всеслав  пытался  разгадать замысел хазар.  Две  трети  их  сил  ушли
неведомо куда,  и одна треть вышла в поле.  Две трети хазар потерялись для
Всеслава. Нет хуже, когда враг исчезает неведомо куда.
     Последний десяток пешего  войска  закрылся Сварожьей рощей.  Осмелев,