потеряли людей?  Да зачем к нам пришли?  Да что думают далее совершать?  -
приказал Всеслав толмачу.
     Хазарин молчал.
     - Железо калите, - велел воевода.


        6

     Тридцать два лета тому назад через Рось перевалили степные пришельцы.
Треть века,  более одного поколения минуло с того времени,  которое сейчас
жило в памяти Всеслава.  Тогда воеводой был Гудой, предшественник Всеслава
Старого.   Князь-старшины  скупились,  отзывали  своих  для  хозяйственных
поделок, полевых работ. Гудой, имея малое число слобожан, испугался хазар,
без  боя  пустил их  через Рось,  а  сам  заперся в  слободе.  Степняки не
старались взять  слободу:  трудное дело  лезть под  стрелы на  недоступный
холм-крепость.  Свободно разойдясь по росским полянам,  хазары жгли грады,
набирали добычи,  полонянников.  Под конец Гудой вышел из  слободы,  побив
малый отряд хазар,  лениво наблюдавший за  затворниками.  На обратном пути
хазар Гудой сильно щипал степных,  отбил часть полона и  скота.  Сам Гудой
был дважды ранен,  но не искупил своей вины перед племенем и был за измену
живым сожжен на  костре.  После того  упала слобода в  мнении россичей.  С
несказанными трудами поднимал слободу Всеслав Старый.  Не мстить за набег,
а не пускать степных через Рось должна слобода. Род кормит слобожан не для
мести,  а для своей защиты.  Лечь должна слобода, если силы не хватит. Так
думали все,  так мыслил в молодости воевода Всеслав. Потом, с возрастом, с
опытом власти,  явились сомненья.  Что пользы лечь, не выиграв боя? Нет на
мертвых  бесчестья.   Но  живые?  Беспрепятственно  степные  возьмут  все,
беспрепятственно угонят людей, сколько захотят. Давно уже нынешний воевода
оправдал былого воеводу Гудоя. Не его жечь - карать бы соседей, оставивших
своих без помощи в бедствии, карать рода, которые отстают от общего дела.
     - Честь родным нашим братьям илвичам с каничами, - говорил Всеслав, -
честь  тем,  кто  пришел вместе с  нами  делить железную жатву.  Да  и  то
сказать: никто не отличит россича от илвича, от канича. Бесчестье тем, кто
ныне, оставшись за засеками, думает бесстыдно: пусть-де другие ложатся под
хазарской  саблей,  мне  ж  нет  горя,  до  меня  не  добраться степнякам.
Бесчестье тому,  кто,  как  князь Павич,  в  гнусной жадности не  позволил
родовичам жить братьями в росской слободе.  Бесчестье нашим князьям Могуте
и Плавику,  не давшим нам ратников.  А еще, - восклицал Всеслав, - глядите
на извергов!  Люди они в родах нелюбимые,  утеснение от князей испытавшие.
Они ж пришли.  Семьи покинули не за стенами градов,  - в жалком бегстве, в
лесах прячутся те,  как мыши.  "Кто же свои нам?" -  спрашивал Всеслав, не
ожидая ответа.
     Нет для человека горше обиды,  когда он,  зная,  что и  как свершить,
лишен  такого  счастья по  тупости других.  Пора  крикнуть правду во  весь
голос. И Всеслав бередил души воинов:
     - Думайте!  Было б по-нашему,  не мы бы ждали сегодня хазар. Они, как
вепри,  обложенные в болоте,  ждали бы ныне последнего часа. Хоронились бы
они за  своими телегами,  бога своего проклиная,  что завел их  на росские
земли.
     Колот-ведун сказал однажды, что злоба рождается от бессилья.
     Всеслав не мог решиться уйти с дороги хазар. Хазары же были свободны.


     Лаяли  и  выли  желтые  хазарские  собаки,   чуя  россичей,   которые
приближались к тележному лагерю,  чтобы следить за врагом. Еще до рассвета
пешее войско успело поесть.  Малху казалось, будто каждый славянин думает,
что ему удастся насытиться последний раз в  жизни.  Все ели жадно и много,
уничтожая остывшее варево из мяса с кореньями, печеную и вареную говядину,
пахучий хлеб из  мягкой пшеницы,  копченое сало.  За  едой дожидались воли
старших и воли хазар.
     Солнце  уже  порядочно припекало,  когда  широко  и  вольно  полилась
хазарская конница из проездов-ворот, оставленных в тележном обводе.
     - Неужели  они  повторят  по-вчерашнему?  -  спрашивал себя  Всеслав,
наблюдая за полем с самого высокого дерева Сварожьей рощи.
     По  дальности расстояния хазары  казались  мелкими,  как  мураши.  Не
спеша,  они  нестройно  клубились перед  своим  лагерем.  Лишь  постепенно
наметился разрыв между массами конницы и  краем лагеря.  Хазары наступали.
Медленно-медленно.
     Ратные росской пешей  дружины разбирались по  местам,  как  стрелки в
засаде на зверя.  Но засада была на виду,  и  зверь-хазарин и видел и знал
охотника.
     Один стоит трех,  сражаясь из крепкого места. И больше стоит, пока не
сломается крепость. Колья в траве не крепость, а хитрость.
     Хазарские конники приближались.  Стало  видно,  что  строй их  редок.
Вначале казалось,  что хазары все здесь.  Теперь Всеслав, охватывая взором
десятки и полусотни, счел немногим более тысячи конников. Где остальные?
     Сегодня  хазары  не  высылали одиночных бойцов,  чтобы  разжечь  себя
лихостью застрельщиков.  Их  конная рать,  нависая в  готовности к  удару,
удерживала славян,  как капканом. С места не сойти, ждать. "Чего ждать?" -
спрашивал князь-воевода.  И отвечал:  "Исполнения хазарского замысла". Ему
все  мерещился  воевода  Гудой,   несправедливо  осужденный  всеми  людьми
росского языка.  Нет,  не  быть  тому.  Всеслав не  думал,  что  нынче  же
хазарская стрела или сабля могут послать его душу на  небо,  а  тело -  на
погребальный  костер.  Он  верил  себе,  искал  решенья,  прислушиваясь  к
внутреннему голосу,  и  приказал готовиться к  отходу  за  Рось.  Но  -  к
непростому отходу.
     Наблюдая сбор стрелков в общий строй, хазары заволновались.
     Из-под  высокого  знамени  поскакали посыльные,  и  скоро  сотни  две
разведчиков широким махом коней пустились взглянуть на россичей. А главное
войско шагом текло им вслед.
     Росские стрелки двинулись не  вспять,  но  на  сближение с  хазарами.
Разведчики стали сдерживать коней,  главная же сила ускорила ход.  Всеслав
старался войти в  душу хазарских начальников,  понять ее  по  поведению их
войска.
     Пешее войско славян остановилось,  явно пугаясь сближения с хазарами.
Сначала один десяток, потом другой повернулись и побежали обратно. За ними
в смятении пустились все три с лишним сотни пеших.
     Вид  бегущих  нестерпимо заманчив для  конницы.  Сами  лошади  просят
повод,  рвутся,  хотят  догнать.  Хазарский строй изогнулся пилой,  бросив
вдогонку горячих  наездников.  Наверное,  веселый ветер  свистнул в  ушах,