В   последней  четверти  дня  Всеслав  своими  глазами  увидел  град,
разрушенный,  подобный мертвому телу, с хазарами, похожими на хищных птиц.
Такое на  своей земле россичи видели при воеводе Гудое,  тридцать два лета
тому назад,  так давно,  что никто уже и  не помнил.  И если кто подумал о
Гудое, то лишь один Всеслав.
     Хазары заночевали в граде и около града,  у высоких костров.  Россичи
ночевали в лесу, без огней, как звери в логове, в молчании, чтобы ничем не
выдать своего присутствия.  От  поляны с  хазарами лес  охраняли Ратибор и
другие родовичи Беляя, люди, знавшие каждое дерево.
     С  вечера  Ратибору удалось  поймать  на  тропе,  ведущей к  погосту,
пятерых  посыльных хазар.  На  допросе опять  толмачил ромей  Малх.  После
отступления за Рось Всеслав взял его в  конные.  Когда первого молчальника
изрубили,  четверо остальных,  прося пощады,  попытались говорить. Посещая
для  торговли  проток  из  Меотийского  болотачуть-чуть  научились  ромейскому  наречию  в  Фанагории.   Хан  Эган-Саол,
владыка,  наследственный повелитель рода-гнезда, который ныне взял росский
град,  завтра пойдет брать другой.  Можно было догадаться,  что на очереди
был град князь-старшины Колота.  Куда были посланы изловленные хазары?  Из
поневоле  сбивчивых  объяснений удалось  понять,  что  они  направлялись к
градам Горобоя и Келагаста. Там, толковали посыльные хазары, находится хан
Шамоэл-Зарол.  Росские грады малы и бедны.  Ханы будут ходить порознь. Они
торопятся,  пока все  росские не  убежали в  далекие леса,  как убежало их
войско.
     _______________
          
     Утром было  тихо,  по  лесу стелился легкий туман,  как  бывает после
сражений:  души убитых не покидают места своей гибели,  пока не совершится
обряд погребения.  Над ручьем,  который рассекал поле-поляну,  белый полог
стоял стеной, скрывая погибший град.
     По степному обычаю хазары пустили коней вольно, неспутанными, пастись
в поле. Округ лес, коням уйти некуда, под копытами сытный корм созревающих
хлебов.
     В  туманной дымке,  среди  многих сотен лошадей,  незаметно появились
полторы сотни слобожан.  Широко развернувшись между станом хазар и  полем,
россичи без труда стронули с  места пугливых степных лошадей,  потеснили и
начали сбивать в табун.
     Десятка два конных пастухов,  как воробьи, разлетелись перед упавшими
с неба россичами.  Слобожане секли степных коней мечами,  саблями,  кололи
копьями.  Обезумев от боли, от медвежьего рева и волчьего воя, которыми их
пугали россичи,  хазарские лошади,  подобно листьям под вихрем, унеслись в
лес. За ними, раня и убивая несчастных коней, скрылись слобожане.
     Без  строя,  без  всякого порядка хазары  побежали из  лагеря спасать
лошадей.  Еще  почти никто из  них  не  понимал,  что  случилось.  Каждый,
вооружившись кое-как,  думал только о  потере:  хазар без  коня не  хазар!
Дорогие лошади хана и его близких выпасались в путах,  под особой охраной,
около шатров, раскинутых для повелителя.
     Эган-Саол  скакал  в  парчовом халате,  на  который  оруженосец успел
надеть латы, и тщетно созывал своих. Спешенные знали одно - найти лошадей.
Около хана собралось сотни две  конных.  Все совершалось с  быстротой боя.
Солнце остановилось в ожидании битвы.


     Поляна рода Беляя имела в  поперечнике три с  небольшим версты.  Град
был  поставлен почти  в  середине поляны.  Много ли  нужно времени,  чтобы
проскакать полторы версты!
     Эган-Саол знал,  что в конном бою только ударом можно встретить удар,
и  отчаянно  бросился  на  слобожан.  Тяжелые,  сомкнувшие  плотный  строй
слободские всадники с размаху столкнулись с хазарами. Сила сегодня равная,
один на один.
     Взвились струи рук и оружия, дико смешались крики: "Рось! Харр-харр!"
Поле вспенилось,  поднялось в визге,  стоне,  вое. Конный бой сравнивают с
молнией.  И верно. Только столкнулись, и уже дальше проносятся слобожане в
крепком строю,  а сзади - тела, тела, тела. Как червями кишит земля, и нет
чистого места и нет стебля,  не окропленного кровью, и воет хазарин, грызя
землю. Один на один!
     Где  хазары?  Как  рука,  прикрепленная к  невидимому  телу,  росские
всадники поворачивают.  Лошади  послушны железным коленям,  конники знают,
что делать.  Их уже не три тесных ряда,  которыми они раздробили хазарскую
стаю, а один ряд. И строй не тесен, а редок. Кажется, они заняли все поле,
от леса до леса.  Много обоеруких,  им сейчас раздолье.  Не люди - джинны,
которым Хавр отдал хазар.
     Всеслав зовет в  рог,  и дикие всадники собираются к князю послушными
овцами.  Не окончена железная страда. Пешее войско пошло из леса навстречу
спешенным хазарам. Нужно торопиться, пока хазары не опомнились.
     Нет хана,  нет старших, нет значков, нет управления. Конные врезаются
строем  острым,  как  лезвие  топора.  Пешее  войско охватывает хазар,  их
сжимают,  им тесно.  Хазар все еще больше, чем россичей. Но росские бьются
два и три против одного. Только крайние хазары могут отбиваться. Сзади них
в  тесноте мнется подобие стада,  окруженного волками.  Тот,  кто  опустит
руку,  уже не может поднять ее.  Сабля колет своих,  копье,  войдя в спину
друга,  пронизывает его и  убивает других,  пока не опустится под тяжестью
тел.  Извне россичи рубят,  росские стрелы падают,  как с  неба,  и каждая
находит цель.
     Пыль,  смрад, грохот и неумолчный стон, стон, стон - хор душ, кипящих
в адских котлах Хавра.
     Бросив оружие,  хазарин охватывает руками голову и  падает на колени.
Он сам тянет горло под железо.  Поднимаются руки с ладонями, обращенными к
россичам. Этих рук много. Утомившись, россичи прекратили бойню.
     Никому не уйти.  Конные и пешие окружили хазар, как табун, пригнанный
на продажу.
     Такова воля Яхве,  такова воля Хавра. Бог предначертал судьбу каждого
живого,  ни  один волос не  упадет без  его  воли.  Живому псу лучше,  чем
мертвому льву.  Бросая оружие,  срывая на ходу доспехи и шлемы,  рабы идут
вереницей через строй победителей.
     Всеслав взглянул на солнце, образ Дажбога, довольного своими детьми.

                 Все наше здесь.
                 Имеем мы обычаи свои,
                 завет отцов и вечные преданья.