помощь своему народу! Пора! Все меньше оставалось тех, кто ждал пришествия
истинного Мессии.
     Сломив  сопротивление на  улице,  ромеи  не  вошли  внутрь улья.  Над
въездами-пещерами открылись люки, полилось кипящее масло.
     Отброшенные с  улицы,  иудеи  не  хотели терять надежду.  Она  билась
мотыльком на огне.
     Прискакал Бесс,  пенясь злобой и жадностью.  Выкурить ос дымом?  Нет,
можно спалить соты! Привезли тараны.
     Обрушилась первая стена.  Надежда еще  держалась.  Но  не  нашлось ни
Самсона,  ни Давида.  Архангел потерял огненный меч. Бог Авраама, Исаака и
Иакова забыл свой народ.  Не  сотворил он чуда из тех,  которыми наполнена
история  иудеев,  наполнена  для  того,  чтобы  вдохновить последний вздох
умирающего.


        8

     Перебравшись через костер,  растоптанный ногами массагетских лошадей,
славянский  отряд  оказался  в   числе  опоздавших.   Еще   не   накопился
истинно-воинский  опыт  поспешать  на  грабеж.  Вблизи  ворот  улица  была
застроена домами,  бедный  вид  которых не  возбуждал корысть завоевателя.
Здесь  было  гнездо  беднейших  горожан,  промышлявших мелкими  ремеслами,
работой в  порту,  на  верфях.  Двери распахнуты,  внутри ни души.  Тут не
наловишь и рабов. Массагеты не зря бросились в глубь города.
     Дальше славяне попали в  более заманчивые с  виду  кварталы,  но  уже
вывернутые,  как карманы у трупа на поле боя. Кое-где валялись тела убитых
неаполитанцев.  Славяне разбрелись. Увлекаемые любопытством, они входили в
дома,  перелезали  через  стены,  настораживаясь при  каждом  шорохе.  Это
напоминало охоту.  Не в  лесу,  но с возможностью неожиданностей,  которые
делают охоту заманчивее повседневности более прибыльного труда.
     Сеть,   заброшенная  и  вторично,   не  остается  совсем  без  улова.
Попадались люди,  сумевшие затаиться в  темном углу,  а  потом неосторожно
высунуть голову. И те, кто, потеряв всех своих, перестал дорожить собой.
     Находилось  кое-что  в  пропущенных в  солдатской спешке  погребах  и
подвалах. Голуб открыл нетронутый склад вина - целый клад амфор с печатями
на ручках и горлышках,  больших,  одному не поднять,  и малых, содержимого
которых не хватит и для жажды одного человека.
     Удачливый  искатель  созвал  своих.  В  атриуме  разгромленного  дома
славяне устроились среди безразличных статуй у  иссохшего фонтана.  Бывший
хозяин или валялся поблизости,  не  выдержав батоннады,  или превратился в
безыменного раба.
     Обломки мебели,  обрывки одежды, черепки. И зловещие пятна на стенах,
на плитах двора, на статуях. И стаи мух на сладких лужах.
     В малых амфорах оказалось какое-то особенное вино. Оно придавало силы
и возбуждало.
     Индульфа влекло дальше,  дальше.  Озираясь, он бродил по опустошенным
владениям.  Все  приняло необычайный вид.  Было бы  интереснее войти сюда,
когда город еще жил, увидеть лица людей...
     Случайно Индульф что-то  заметил между  стеной  и  дверью,  сбитой  с
петель.  Меч!  Не обычной формы,  не прямой, а слегка изогнутый, с крепким
клинком, расширенным внизу. Индульф видел подобные у некоторых ипаспистов.
Персидский акинак.  Давно хотелось взять его в руки. Тяжелый конец придает
особенную  силу  удару.   Индульф  попробовал  железо.   Находка  оставила
зазубрину на палатийском мече.  Индульф заметил красные камни на рукоятке.
Дорогие украшения не помещают на плохом оружии.
     Пустые дома надоели,  на них противно стало глядеть. Индульф вспомнил
о  жене полководца.  Где она,  эта женщина?  Сейчас все казалось простым и
возможным.
     На агоре -  главной площади -  теснились солдаты,  добыча,  пленники.
Портики самой  агоры  сильно  пострадали еще  при  императоре Константине,
который  без  зазрения  совести  обирал  имперские  города  для  украшения
Византии.  Тогда  неаполитанский сенат  нарочно  не  удалил  постаменты от
"добровольно   пожертвованных"  статуй.   Позднее   их   увенчали   вазами
посредственной работы.
     Индульфу  пришлось  посторониться перед  телегами.  Большерогие  волы
мягко  пятнали  мостовую  клешнями копыт.  Белая  рука  поднималась вверх,
виднелись опрокинутые чаши груди. Мраморные кудри вдавились в подстилку из
тряпья, в которую успела превратиться содранная с пленных одежда.
     Телеги тащились к  порту.  По праву победителя Велизарий забирал себе
забытое  императором  Константином.  Добыча  полководца,  неподъемная  для
солдата.
     Древность мнилась ромеям полной талантов, ныне угасших. Жаловались на
отсутствие  скульпторов,   на   упадок   благородного  ремесла   ваятелей.
Произведения старых скульпторов росли и  росли в  цене.  Пыл  сокрушителей
языческих идолов угас безвозвратно.  Теперь давали золото,  золото, золото
за красивые фигуры богов,  людей (кто их разберет),  которые в  первый век
торжествующего  христианства   случайно   увернулись   от   дубин   святых
отшельников и камней фанатичной толпы.
     Тогда Индульф еще не знал,  что в  отличие от солдат полководцы умеют
готовиться к  удачным штурмам.  Как бы  ни были опытны солдаты,  как бы ни
спешили,  они  соревновались между собой.  Полководцы находились в  лучших
условиях.
     Велизарий не  подумал или попросту не сообразил дать проводников Енну
и  Магну.  Но и  чем и где можно поживиться в Неаполе,  Велизарий разузнал
заранее.


     - Как ты сумел найти меня, Индульф?
     - Но знаю...
     - Но ты думал, что я могу быть здесь?
     Исполнение желания казалось Индульфу чем-то  вроде  чуда,  в  которое
верили  ромеи.  Встретить Антонину  в  только  что  захваченном городе,  в
лабиринте улиц и площадей!
     Несколько  ступеней,  на  которые  ноги  взлетели,  как  крылья.  Под
портиком обломки  мрамора.  Неловкие уронили  статую,  вместо  того  чтобы
осторожно снять, и жена полководца вышла на грохот.
     За толстыми стенами сената Индульфа встретила свежая прохлада.  Здесь
еще жило утро победы.
     Отнюдь  не  счастливая случайность привела Антонину в  неаполитанский
сенат. Большой зал, открывшийся за портиком, нуждался в сотне телег, чтобы