не натертые мелом и  тальком,  без сажи на бровях и  краски на щеках,  они
казались тем, кем были, - старухами.
     В  другое время Гераклед приказал бы содержателю солдатского лупанара
наказать женщин плетью. Комес не хотел, чтобы блудницы показывались в часы
богослужения.
     Торговец рабынями Ейриний  обладал купленной в  Палатии монополией на
содержание лупанаров в крепостях империи.
     Тога сенатора или  золототканый сапожок базилиссы проделывают длинный
путь,  пока их обрывки превратятся в  ветошь,  от которой откажется нищий.
Каждая лестница ведет вниз.  На  каждой ступеньке кто-то извлекает выгоду.
Какая-нибудь нежная красавица иберийка,  предложенная Ейринием утонченному
патрикию Помпею через два дня после того,  как корабль привез ее с берегов
Лазики,  где отец, брат или просто людокрад выменял девушку на крепкий меч
византийской работы,  через  двадцать  пять  лет  оказывалась  в  лупанаре
пограничной крепости, продолжая приносить доход хозяину и империи.
     Гераклед  грешил  плотью,   как  остальные.   Главное,  главнейшее  -
чистосердечная исповедь и  отпущение грехов.  Не  грешить есть дьявольское
искушение;  человек,  считающий себя безгрешным,  впадает в  смертный грех
гордости,  он подвергает осуждению ближних,  рассуждает о  делах империи и
веры.  Так рождаются ереси и действия, опасные для империи. Бог требует не
воли, но послушания.
     Среди  солдат  порученных Геракледу  манипул  были  и  язычники,  что
свидетельствовало о  небрежении начальствующих.  Их  надлежит  обратить ко
Христу. После победы над варварами...
     Бог  обещал  победу.  Тревожной ночью  Гераклед забылся лишь  кратким
сном,  но  имел видение.  Белый агнец шел  по  лугу,  обагренному кровавой
росой.  Знамение победы Креста.  Подобное же  видение являлось Геракледу в
Сирии,  или ему так только казалось, он не мог бы уверять, положив руку на
Евангелие. Сегодняшнее же было явственно, как день.
     Теснота крепостного двора не  позволяла построить все манипулы сразу.
Медленно,  по  четыре в  ряд,  солдаты вытягивались из-под  сводчатой арки
единственных ворот.  Многие передергивали плечами под  кирассой,  стараясь
утишить зуд от блошиных укусов. В пыли земляных полов насекомые кишели. Э,
крепость еще устроится!
     Шли бодро. Гераклед был любим солдатами. Он не мучил манипулы военной
муштровкой,  кормил  досыта  кашей  из  дробленого зерна,  мясом,  хлебом.
Влажный  воздух  крепостного двора  наполнился тяжелым  запахом  чеснока и
лука.  Все солдаты получали по четыре луковицы и  по две головки чеснока в
день. Давали и вино.
     Имперская армия обладала умением воспитывать ромеев. Это простое чудо
случалось одинаково и  с  подданными и с военнопленными.  Отбор происходил
естественно и  довольно быстро.  Кто не мог свыкнуться с  воинской неволей
или с  разлукой,  тот бежал,  погибая в бегстве,  либо в казарме угасал от
тоски.  В  рядах  оставались люди,  наделенные силой жизни,  подобной силе
ползучих растений, - умевшие гнуться, извиваться, приспосабливаться.
     Перс или воин иного племени из многих, входящих в империю Хосроя, был
в прошлом земледельцем,  ремесленником или мелким торговцем. Насильственно
завербованный,  он  едва  умел держать оружие и  становился легкой добычей
ромеев при первой неудаче персидской армии.  Ромеи, обучая, делали из него
солдата.
     Сарацин  учился  в   имперских  легионах  не  только  ходить  пешком.
Привыкнув довольствоваться горстью фиников,  куском  вяленой верблюжатины,
не брезгуя и ослиным мясом, сарацин учился есть.
     Ему бы  набить брюхо,  ему бы женщину -  ромеи давали солдату и  то и
другое.
     Солдат получал свободу от  выбора и  сомнений,  над  ним не  тяготела
необходимость нечто решать,  он не был обязан трудиться, содержать семью и
думать  о  завтрашнем дне.  Исполняя  несложные  обязанности,  солдат  был
защищен от  произвола.  Тогда как  на  воле  он  был  горстью пыли в  руке
начальника, в руке сборщика налогов.
     Солдаты Геракледа охотно отправлялись бить варваров.  Они чувствовали
себя сильными и были не прочь обобрать тела убитых и захватить лагерь.
     Гераклед залез на  лошадь с  высокого камня.  Только атлет или варвар
мог подняться в седло со стремени под грузом полного вооружения.  Манипулы
вытекли из ворот, как ручей из болота.
     Все  пятьдесят обитательниц лупанара провожали солдат.  Женщины  тоже
выстроились,  уже набеленные,  успев намазать брови смесью сажи и жира,  с
щеками,  накрашенными толченым кирпичом,  спрятав седые волосы под  яркими
повязками.  Чудовищные, похожие на Лампий, на Фурий, но желанные благодаря
своему   искусству,    они   обменивались   с    солдатами   своеобразными
приветствиями:
     - Поймай мне скифа!
     - Не хочешь ли козла?
     - Петушок, не давай себя ощипать!
     - Если ты, гусыня, накликаешь беду, я тебя...
     - Береги свой клюв, журавль. Не чихай!
     - Уж я тебя проклюну, когда вернусь, - огрызался длинноносый солдат.
     В   нише   над   аркой   ворот   стояла  икона  Христа  Пантократора.
Солдаты-христиане    крестились.    Язычники    приветствовали   небесного
покровителя империи по-ромейски, взбрасывая правую руку.


     Конным варварам негде  развернуться,  чтобы  обхватить манипулы.  Они
спешатся,  и  Гераклед раздавит их  силой  строя.  В  узости горной дороги
варвары не  сумеют воспользоваться численностью.  По  своей нетерпеливости
они могут подставить себя под удар.  Если же этого не случится -  Гераклед
просто вытеснит варваров из  окрестностей крепости,  не дав им возможности
проникнуть через перевал. Так или иначе, комес сделает свое.
     Небо  совсем  очистилось.  Горный  лес  крепко пахнул землей,  прелым
листом, сладостью цветущего боярышника. Перекликались невидимые вороны.
     Ряды первой манипулы не помешали Геракледу увидеть скифов.  Они ехали
шагом,   будто  бы   составляя  передовой  отряд  ромеев.   Один  из  них,
повернувшись, помахал рукой.
     С  Геракледом было  три  десятка конных -  его  личная охрана.  Комес
удержался от желания бросить их на варваров.
     Через  двадцать стадий  Гераклед устроил малый  привал.  Варвары тоже
остановились.  Кусок  дороги,  видимый до  поворота,  был  забит  скифской
конницей. Организованная сила империи вытесняла орду, как поршень - воду.
     Ловко управляя низкорослым конем,  старый центурион пробрался лесом к
комесу.  Гераклед  терпел  бывалого  воина  Анфимия,  но  презирал  в  нем