то есть злым.
     Сегодня,   как  вчера,  как  всегда,  на  черном  небе  расположились
созвездия.  Чудовищный дымный гриб, заслонив край неба, скрыл часть звезд.
Стали  видны  багровые  отблески  пламени,  которое  опять  проснулось под
землей.  Гора дышала огнем.  Нужна война,  ибо  уже  давно алтари получали
ничтожно мало жертв.
     Так было,  так будет.  И такова мудрость людей,  безразлично от того,
что служит им истиной.
     Только так,  именно так...  Иан-Уэмак родился уже посвященным в тайну
неизбежного, неизменного.
     Его предки хотели нечто изменить,  и преданье,  доверенное ныне почти
непонятным знакам-рисункам, донесло тщетность усилий. Пытались совершить -
и не совершили. Пытались ли? Наверное, ведь пока человек не попробует сам,
он не верит в тщету усилий.  Преданья утешили Уэмака. Правда открывалась в
перечислении того,  что существовало на  том берегу Океана и  чего не было
здесь.  Особое вещество,  из которого изготовляли оружие и орудия,  давало
силу людям.  Там были животные,  покорные воле людей,  как пальцы руки. На
своих спинах они переносили людей.  Запряженные в  плуги,  послушные звери
рыхлили  поля,   где  росла  обильная  пища,  которой  здесь  нет.  Другие
прирученные звери и птицы давали столько мяса, сколько хотел человек. Леса
и  степи были полны диких животных,  и вместо войны люди охотились со спин
послушных животных и возвращались с мясом. Не нужно было брать пленников и
убивать их.
     Там  глубокие реки кишели робкой рыбой.  Там все не  так,  как здесь.
Здесь нет стад животных,  здесь леса и реки полны врагов человека,  острые
зубы и яд ждут под каждым кустом и на каждой пяди заросших речных берегов.
Глупая пестрая птица на высоких ногах,  разучившаяся летать,  и  маленькая
безголосая собака - только два ручных животных есть здесь. Чтобы облегчить
себя, человек должен взвалить ношу на спину другого человека.
     Далеко на севере,  где-то вблизи места проявления Бога, о чем поминал
Человек Темного Дома,  бродят громадные вольные стада рогатых зверей. Люди
охотятся за  ними.  Но  ручных  зверей  нет  нигде.  Предки Уэмака чего-то
искали,  что-то пробовали изменить. Об этом рассказывают древние, понятные
лишь Уэмаку рисунки; другие их смысл ныне толкуют по-иному. К чему думать,
о чем в действительности хотели рассказать создатели записей?  Нужно ждать
завершения жизни.  Усилие бесполезно,  все  совершается неотвратимой силой
Бога.


     Женщина,  тень мужчины,  тенью появилась рядом с Уэмаком.  Город-дом,
ступенчатый улей,  казался бы  уже  мертвым,  коль кое-где  не  мерцали бы
смутными,  но  все  же  живыми пятнами угли в  общих очагах.  Над плоскими
крышами в трех местах поднимались тупые вершины многоступенчатых пирамид -
жилищ Бога и богов.
     Колоссальные,  подавляющие, они казались такими же неразрушимыми, как
жертвенники из каменных плит, возводимые предками Уэмака на пути с востока
на запад.  И такими же вечными,  как собрания камней на том берегу Океана.
На макушках пирамид светились неугасимые огни.
     Ночью, когда темнота скрадывает подробности и расстояния, возведенное
людьми выглядело таким же величественным, как горы, созданные творцом всех
вещей. Мрак возвышал дело людей, не унижая дела Бога.
     "Бог ревнив, - думал Уэмак, - его день слишком ярок, слишком очевидно
величие Солнца... Ночью власть Бога ослабевает".
     Оэлло  обняла Уэмака,  смело и  сильно.  Да,  ночью храбрость женщины
превосходит храбрость мужчины -  ей помогают звезды. Глаза Оэлло блестели,
отражая лучи  звездного света.  Ее  волосы пахли странно и  ново.  Женщины
умеют, собрав цветы, добыть их ароматы с помощью каменного пресса.
     Летучие  мыши  чертили небо.  Трепеща крыльями,  в  воздухе беззвучно
остановилась  сова.   Что-то  привлекло  владычицу  тьмы.  Уэмак  различал
громадные глаза ночной птицы.  Она  висела в  двух  локтях над  изголовьем
низкой кровати из кожи, натянутой на раму черного дерева.
     Оэлло  приподнялась.  Опираясь  на  локти,  женщина  заслонила  своей
головой вестницу несчастья.
     На западе небо осветило красным -  там гора дохнула огнем.  Так здесь
часто бывает.  Как  обычно,  послышался глухой гул.  Чуть  дрогнула земля,
изгибаясь под  насилием огня,  чуть  дрогнул полный  людьми глиняный улей,
колыхнуло пол.  Все непрочно,  все случайно...  И  все это было привычным,
будничным, таким знакомым.
     - Шочи, шочи, - шепнул мужчина женщине.
     "Шочи" - цветок на языке земли, которой принадлежали оба.


     Шли кучками. Прятались в тени. На открытых местах крались согнувшись.
Но  многим уже надоело:  ведь трудно три дня подряд делать одно и  то  же.
Первые два дня похода войско-толпа находилось на  своих землях.  Однако же
порядок  соблюдался  лучше.  Мечтали  об  успехе.  Остерегались встречи  с
лазутчиками: говорили, что где-то и кем-то были замечены чужие.
     На третий день сказалась усталость.  Появились больные, так как сырая
мука из маиса плохо переваривается. Угнетала тяжесть оружия. У каждого был
лук,  согнутый из упругого дерева. Жильная тетива делала опасной стрелу по
меньшей мере  на  сто  шагов.  Длинные мечи  были изготовлены из  жесткого
дерева,  с  лезвиями из осколков камня.  Из такого же дерева были палицы с
острыми  кусками  обсидиана,  вделанными  в  головки,  напоминавшие сжатый
кулак. Топоры из тяжелого каменного клина, насаженного на прямое топорище,
тащили на  перевязи за  спиной.  Короткие ножи  делались из  прямого куска
обсидиана,  привязанного ремнями к  деревянной рукоятке.  Надежным оружием
были копья длиной в два человеческих роста.
     Уже в  первый день слабейшие открыто освобождали себя от непосильного
груза,  складывая ненужное  в  приметных местах.  В  середине третьего дня
войско было остановлено в  лесу,  за которым скрывался враг,  обреченный в
добычу.  Вожди знали дорогу,  вели лазутчики: в них превращались торговцы,
знатоки расстояний и тропинок,  причудливой сетью покрывавших всю землю от
неприступных гор и до берега Океана.
     Отдых был необходим.  Все переутомились.  Обремененные оружием,  люди
были не в  силах нести на себе много пищи.  И  хотя каждый получил столько
же,  сколько все,  у  многих запасы кончились еще вчера.  Так было обычно.
Привыкли  к   тому,   что  не  приходится  требовать  многого.   Кажущаяся
беспечность была результатом слабости.  Однако же неудача грозила тем, что
иные не найдут сил, чтобы вернуться.
     Медленно продираясь в колючем подлеске, люди шумели по необходимости,