разведи, срок нужен, чтобы варево закипело.
     Изяслав успел свое ценное вывезти в  Киев.  Навстречу его обозу текли
шумные толпы киевлян.  Пропуская княжьи телеги молча, люди вновь заполняли
дорогу.  В  Киеве  князь Изяслав собирался долго и  тщательно.  С  большим
обозом  и  малым  числом дружинников Изяслав выехал из  города через  день
после Святославова прихода в Берестово и направился на запад, в Польшу.
     Киевское  вече,   собравшись  в  Берестове,  единодушно  посадило  на
княженье черниговского князя Святослава.
     В  день  отъезда  Изяслава Святослав пошел  на  освобожденный старшим
братом княжой двор в Киеве. Всеволод сразу отправился в Чернигов, княжение
в  котором ему передал Святослав,  как полагалось по  порядку передвижения
братьев с  младших мест на старшие.  Переяславльское княжество осталось за
Всеволодом.  Два  Ярославича будто  бы  собрали Русь,  не  считая Полоцкой
земли.
     В Полоцке Бермята сказал князь Всеславу:
     - Добились мы того,  больше чего добиться нельзя. Ибо дела происходят
от людей,  а не люди от дел.  Нам передышка пойдет. Помутились между собой
Ярославичи. Изяслав поехал за помощью.
     Болеслав польский,  прозвищем Смелый,  Ярославичам родственник.  Мать
Болеслава,  жена короля Казимира Мария, была дочерью Ярослава Владимирича,
сам Изяслав был женат на Гертруде,  сестре короля Казимира. Четырех лет не
прошло, как Смелый помог Изяславу вернуться в Киев.
     Болеслав получил за это несколько земли с городами на Червенской Руси
- она  же  Червонная -  Красная -  Красивая Русь.  То  есть  доходы  пошли
Болеславу, а не Изяславу.
     За  Ярославом Червонным,  Перемышлем,  Саноком,  Бардуевом -  все эти
города стоят  в  верховьях Днестра -  начинается Польская земля.  Польская
речь сходна с  русской,  можно понять без  труда,  но  все больше копилось
различного между  поляками и  русскими.  В  Польше много крупных земельных
владельцев,  державших землю по наследству,  собственников.  Они раздавали
землю от  себя,  требуя ежегодных платежей и  военной службы от  зависимых
людей.  Они, сильные владельцы, имели собственные дружины, могли поднимать
собственное ополчение.  От короля они мало зависели, король что дальше, то
больше  зависел от  них.  Отличались поляки  и  верой.  Христиане,  но  по
римскому  толку.  Епископы  ставились  римским  первосвященником -  папой,
польское духовенство имело в Риме сильную опору.  Богу молились по-латыни,
в  храмах  служили  службу  божью  по-латыни.  Не  ведающие латинской речи
твердили по-латыни вслед за латинским попом. Грамоте учились по-латыни же.
Грамотность и  так  не  каждому дается,  даже на  родной речи.  Троекратно
труднее познавать сразу и знаки письма, и сложение слова, и самую речь. Не
научишься один от другого, как на Руси учились целыми улицами, где деловую
простую грамотку знакомцу в  другой город мог  написать либо один сосед из
двух, либо оба.
     В  Польше грамотность пошла поверху,  среди людей с достатком.  Такие
охотно  щеголяли  латинским словцом  и  пословицей.  Известно,  что  сытый
голодного  не  разумеет,   а   конный  пешему  не  товарищ.   С  принятием
христианства по  римскому  обряду  в  Польше  достаточные  еще  быстрее  и
заметней обособлялись от малодостаточных. И без того от времени до времени
конные все  более удаляются от  пеших.  Тут добавилось прыти.  Неграмотный
слаб,  написали по-латыни, перевели тебе правильно, неправильно, все равно
подпиши.  Связи  общности по  крови,  по  племени заменяются обязанностями
должника  перед  заимодавцем,  испольщика -  перед  владельцем;  на  смену
обоюдного  согласия  приходит  понуждение  слабого  сильным,   сильного  -
сильнейшим.
     Киевляне могли,  собравшись на вече, выставить из Земли неугодного им
Изяслава.  В  Польше  в  ту  пору  уже  не  было  веча,  которое могло  бы
распорядиться королем: король зависел от сильных владельцев.
     Первый раз  князь Изяслав-изгнанник поклонился полякам в  удобное для
них время.  К тому же в ту зиму поляки успели понять,  что воевать на Руси
им  будет не  с  кем,  и  не  ошиблись.  Сколько-то  там русские побили из
размещенной Болеславом дружины?  Не в счет. Сегодня поляки опять воевали с
богемцами.  Настоящего мира на  польско-богемской границе не было лет сто.
То поляк чеху,  то чех поляку лили за воротник кипящего сала,  да так, что
трескалась кожа и мясо лезло с костей.
     Даже  имея  спокойный тыл,  поляки  не  решились бы  идти  войной  на
Святослава Черниговского, ныне Киевского, чтобы встретиться в поле со всей
Русью.  Смелость  без  ума  хуже  отцовского проклятья.  Болеслав встретил
свояка  крепкими  объятьями и  утешительными обещаниями.  Обиженного князя
чествовали  знатные  польские  люди.  Изяслав,  видя  сочувственные  лица,
открытые объятья, шапки, подметавшие полы, почтительные изгибы спин, щедро
дарил.  Настежь открыв лари с  богатой казной,  он  уверялся:  "С  золотом
добуду и войско".
     Но дед его,  Владимир Святославич,  был мудрее, когда без счета дарил
храбрых, приговаривая: "С доброй дружиной добуду и золото".
     Едва ли не на три четверти знатные поляки облегчили Изяславовы клади,
а дело его не подвигалось.  Изяслав обижался,  упрекал. Гуляли будто бы им
сказанные обидные слова:  "Ну уж и лошади польские: овес съели, а везти не
хотят".  Такое ему могли б и простить,  не будь пересылки из Киева:  князь
Святослав сердится, хочет поднять Русь и ударить на Польшу. "Пока польские
лапы увязли в богемской шерсти,  нам самое время пощекотать польское брюхо
русской колючей щетиной!"
     Сказал ли такое Святослав Ярославич,  или за него добрые люди острили
слова-копья,  но выходило похоже на правду.  Поляки смутились - знатные, с
весельем набрав русского злата,  с горькой печалью опохмелялись призраками
русских полков.
     С  превеликим достоинством произносились речи на  отличной латыни.  С
оскорбленным достоинством князь Изяслав ответствовал на той же латыни.  Но
смысл польских речей не менялся: вот тебе бог, а вот порог.
     И  поторопили.  С  улыбками,  в которых,  как сабля в ножнах,  сидела
угроза чуть ли не смертью, доставили на границу.
     Пока    человек    жив,     он    надеется.     Еще    до    польских
проводов-выпроваживания князь  Изяслав  послал  одного  из  сыновей своих,
Ярополка,  в  Саксонию.  Наследственный и  независимый владетель Саксонии,
маркграф по-германски, полноправный и равноправный электор - избиратель на
выборах   императоров  Священной   Римской   империи   германской   нации,
родственник  Ярославичей  по  брачным  союзам,  через  Ярополка  советовал
Изяславу ехать в  Майнц,  к императору Генриху,  четвертому этого имени на
престоле Священной Римской империи.  Сам  маркграф,  как сильный владыка и
электор,  от  коего империя зависит,  просил императора о  помощи русскому
рексу-королю, несправедливо лишенному трона.