Глава третья. ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД ОКЕАНА


     Старая Англия саксов и  англов легла  в  могилу в  битве под  городом
Гастингсом  осенью  1066  года.   Нормандский  герцог  Гийом  -  Вильгельм
Завоеватель -  стал королем Англии по праву силы. Новый король и его армия
говорили на французском языке, и язык обозначил границу между завоеванными
и  завоевателями.  Все  англосаксы -  без различия сословий -  были лишены
имущества,  сосчитаны,  переписаны  и  поделены  между  завоевателями.  Не
поровну, но по достоинству завоевателя. За ничтожными исключеньями, каждый
англосакс стал податной единицей.  И каждый владелец получил право взимать
со  своего  англичанина  столько,  сколько  хотел.  Это  право  называлось
"тайяж".  Слово  не  переводится на  русский  язык.  Корень  его  образует
множество слов,  обозначающих понятия:  строгать, пускать сок, обтачивать,
надрезать,  гранить,  тесать камень...  Понятно - тайяж человека возможен,
когда он, человек, низведен до положения вещи.
     Завоеватели посеяли зубы  дракона -  во  всех  городах и  при  многих
селеньях возникли туры.  Французское слово "тур", позднее переработанное в
английское "тауер",  тоже не  переводится на русский язык.  Слово "замок",
так же  как старорусские кремль,  детинец,  обозначало внутреннюю крепость
укрепленного города,  место,  где мог замкнуться гарнизон и  жители города
для последней обороны.  А  туры-тауеры были личными крепостями владельцев,
местом, где владельцы укрывались от собственных подданных.
     Задолго до завоевания Англии Западная Европа усеялась турами, ибо вся
она была в  те  или иные годы завоевана пришлыми.  Но на материке сознание
национальной  розни  угасло  быстро,   ибо   завоеванные  были  культурнее
завоевателей.  В  Англии  социальная  рознь  усугубилась национальной.  Не
говоривший по-французски был  низшим  вдвойне.  В  течение  трех  столетий
английские короли  и  дворянство говорили  по-французски.  Вскоре  Франция
перестала понимать язык  английских тауеров,  ибо  живой  французский язык
развивался, а язык тауеров стал мертвым, он не был языком народа. Французы
смеялись над жаргоном тауеров,  но он нес свою службу - отличать высших от
низших.
     Но   необратимость  событий  стала   понятной  позже.   А   в   годы,
последовавшие  за  покорением,   англосаксы  еще  надеялись  освободиться.
Англосаксы отказывались верить в  смерть Гарольда в  битве под Гастингсом.
Нет,  израненный,  он покинул поле последним и вылечился в тайном убежище.
При первой улыбке Судьбы он появится.
     Монахи Уолтхемской обители высекли на могильной плите Гарольда четыре
латинских слова.  Первые три переводятся легко:  "Здесь лежит Гарольд". Но
четвертое -  "Инфеликс" -  переводится-на  русский как "несчастливец" лишь
приближенно.  Для  Рима Фатум -  Судьба была силой,  превосходившей богов.
Славянину это понятие было чуждо.  Инфеликс не  несчастливец,  но человек,
против которого встал Фатум - Ужас богов.


     Конан, наследственный владетель Бретани, которого французы титуловали
графом, а бретонцы на своем языке - брейцаде - назвали тьерном или теирном
- вождем,  был отравлен предателем,  которого подкупил сосед - нормандский
герцог Гийом-Вильгельм.  Иан Гоаннек,  ученый актуариус и советник тьерна,
бежал  во  Фландрию.   Многоязычный  -  так  звали  бретанцы  Гоаннека  за
обширность знаний -  погрузил на  корабль тюки с  милыми ему пергаментами,
среди которых запрятал золотые монеты, милые всем.
     Вскоре  руками  нормандских французов  и  других  бойцов  Завоевателя
Судьба  воздала  саксам  и  англам  за  бедствия,  некогда  причиненные их
предками первым  насельникам Острова  -  кельтам-бретонцам.  Среди  других
беглецов из Англии во Фландрию приплыла жена Гарольда Инфеликса с дочерью.
Ненависть к  Гийому  Отравителю побудила  Гоаннека  протянуть руку  помощи
кровным Гарольда.  Он содержал беглянок,  не позволяя ломбардцам и  евреям
попользоваться драгоценностями из казны английской короны.
     Длинные  пальцы  нормандской руки  делали  Фландрию небезопасной,  но
Дания вспомнила о  семье Гарольда.  Туда вместе с  благородными саксонками
поплыл  и  Гоаннек.  Его  увлекла привязанность:  забота  открывает сердце
покровителя.
     В Дании Гоаннек стал.  учителем Гарольдовой дочери Эдгиты,  или Гиты,
что  по-русски значит Ясная.  Латынь,  единый язык Церкви и  науки Запада,
легко дается тому,  кто учит ее с голоса и с книг,  даже когда эта книга -
молитвенник.  У  Гоаннека было много книг кроме молитвенников.  И  он умел
рассказывать:
     - Ты хочешь сказку?  Послушай.  Это было давно.  Однако не так давно,
чтобы События еще не  имели смысла,  а  Случай не  умел досаждать Порядку.
Итак...  Будто бы нечаянно споткнувшись о  Камень на берегу Озера,  Случай
выплеснул в него бочку краски и убежал.
     "О Несчастье! - воззвало Озеро. - Где мой цвет! Я себя не узнаю!"
     И Несчастье злорадствовало:
     "Ха-ха-ха-ха!"
     И Горное Эхо вторило; "хахахахаха!" - пока не надоело всем.
     Скромница Вода утешила Озеро:
     "Не  горюй,  с  помощью  Времени я  скрою  краску,  и  ты  покажешься
прежним".
     "А мы все видели,  да!" - закричали Воспоминания. рожденные Событием.
- Мы свидетеля, да!"
     "Вы? - зашипело беспощадное Время. - Кому вы будете нужны, когда мы с
Водой сделаем свое дело? Кто откроет вам дверь? Кто?"
     "Увы, увы, - прошептали Воспоминания, - к чему ж тогда нам жить..." -
и начали гаснуть.
     "Видишь?  -  сказало Время Озеру.  -  Эти  глупцы исчезнут бесследно.
Существует же лишь то, о чем помнят".


     В   пергаментах   учителя   нашлись   сказанья,   песни   саксов.   И
кельтов-бретонцев.   Предки  Гиты  обижали,   гнали  предков  ее  учителя.
Несчастья возвышают людей над злой памятью о взаимных обидах.
     - Опасно   отравляться  злобой,   -   говорил  Гоаннек.   -   Прошлое
непоправимо, и ненависть так же ядовита для души, как сок цикуты для тела.
Учивший прощать был мудр.
     Учитель и  взрослевшая ученица читали Платона,  восторгались величием
Сократа, который казался им равным святым мученикам во имя Христово.
     Время,  уведя  из  жизни  мать  Гиты,  превратило девочку в  девушку.
Изгнанники жили в замке Эльсиноре,  прочном, неприступном. Гита оставалась