воды  плыли людские малые страхи с  тревогами.  Не  то,  так  другое:  как
управляться с  хозяйством придется,  хватит ли  ума,  как  у  новгородской
княгини? И еще - чулочки детские.
     Благословенье русского  праведника.  Выдумал  же  кто-то  безмятежный
покой!  Да от него убежишь на край света! Счастья каждому хочется, а какое
оно?  Словами его тысячи лет объясняют, трудятся. Стало быть, не объяснили
еще.


     От  киевских пристаней до  переяславльских считают немногим более ста
двадцати верст.  Страшно Гите.  Друг-посол  Андрей  отвлекал,  к  счастью,
своими рассказами;  и  девушка запоминала.  До Переяславля от перевоза под
Киевом по сухому пути будет верст восемьдесят -  рукой подать. Кто едет на
своем коне,  может, утром выбравшись из Киева, в Переяславль попасть летом
до ночи.
     Есть и  княжая гонцовская служба с  подставами,  где  меняют лошадей.
Гонец поспевает из Киева в  Переяславль меньше чем за четыре часа.  Дорога
идет через Альтское поле, где Святополк Окаянный убил брата своего Бориса.
Споткнувшись, Андрей заговорил о другом.
     Гита  узнала:  на  Днепре маленькие островки,  лысые  затылки намытых
рекой отмелей,  зовутся выспами за  то,  что они только еще выспевают,  но
выспеют ли, неизвестно. Поднимется вода от ливней, или зальет полой водой,
схлынет -  а выспа и нет.  Не удался.  Если высп продержится год,  другой,
третий,   увеличится,  станет  чуть  выше,  по  нему  примутся  лопухи  да
мать-мачеха, проклюнется ивнячок. Это помощники. Ветер уж не сносит песок,
а наносит между стеблями,  высп укрепляется,  и зовут его отоком: река его
отекает.  Оток,  длиннея и  ширясь,  покрывается лесом,  меняя названье на
остров, и получается особое имя: Длинный, Крутой - как придется от случая.
Но  почему остров зовется островом,  не  знал  или  не  умел придумать сам
мудрый  учитель.  Смеялись.  Так  Андрей напоследок и  учил,  и  развлекал
королевну-княгиню.  "Там что?" -  "Лошади". - "А еще как?" - "Табун". - "А
там?" - "Коровы". - "А как вместе назвать всех?" - "Забыла. Просто стадо!"
- "Какой берег видишь?" -  "Крутой".  - "А этот?" - "Пологий". И - улыбка:
помню,  мол. Трудно выговаривалось названье реки, в устье которой входили:
Трубеж.  И  более  -  не  до  ученья.  Переяславльская пристань называется
кораблище.
     Приставали на Альте-реке.  Переяславль,  древний и славный,  стоял на
мысу при  впадении Альты в  Трубеж,  и  Степь переяславльские крыши видать
видывала,  но  трогала только глазом,  достать же  рукой,  чтоб потешиться
кочевою пляскою пламени в  горьком дыму русского дерева,  не удалось ей ни
разу.
     Не  торопились.  Как встретили летним вечером,  теплым и  ясным,  без
суматохи,  без криков,  без любопытства толпы,  так и  вели в  Переяславле
заморскую гостью. Не вели, не наставляли, не учили - вводили.
     Отец-епископ беседовал с Гитой о православии.  Преподобный нашел,  по
словам его,  воистину добрую почву, не засоренную терниями: Гита ничего не
знала  о  спорах между Восточной и  Западной церквами,  и  посвятитель мог
обойтись без опровержений одного и утверждений другого.  Исповедание веры,
именуемое символом,  она выучила на русском языке с той же охотой, с какой
стремилась овладеть русской речью.  Последовали несколько молитв на том же
языке, и переяславльский епископ с чистым перед богом сердцем совершил над
Гитой  обряд  крещенья в  старейшем из  каменных переяславльских храмов  -
соборе  Воздвиженья креста в  присутствии будущей семьи,  присоединяемой к
православию, и небольшого числа бояр и боярских жен.
     Переяславль - не Киев, не Новгород. Жители его так же, как и везде на
Руси,  собирались на вече,  где избирали тысяцкого, где решали общие дела,
но были переяславльцы не столь шумны и куда уж не так беспокойны. И меньше
их было,  и дружнее были они, и больше нуждались в князьях с их дружинами.
Требовали от князей большего и позволяли больше с себя взять - не даней, а
крови своей,  по зову вливаясь в дружину. Переяславль обвевал ветер Степи,
не чувствуя которого нельзя было понять его жителей.
     На  княжом дворе верховенствовала мать Владимира,  княгиня Анна.  Она
для Гиты приехала в Переяславль из Чернигова: женить сына, соблюдая, чтобы
все было по правилам.


     Строили,  достраивали,  наращивали,  крепили  город.  Из  каменоломен
тащили  камень водой,  разгружали на  берегу,  везли  подводами и  растили
каменную стену,  звено  за  звеном заменяя деревянную.  Кирпич спускали по
Альте. Пригодная глина лежала в земле верстах в семи выше Переяславля, там
же ее месили, делали сырец и обжигали.
     Старый город,  жилое место с незапамятных лет, занял мыс при впадении
Альты в Трубеж.  Высокое место привыкли называть Горой.  Заселенное за его
стеной место звали Предгорьем.  Оно  было  закрыто валом и  рвом,  которые
легли перемычкой между Трубежом и  Альтой.  Предгорье было в несколько раз
обширнее,  чем Гора,  его-то и  укрепляли камнем.  В  проездах через стены
устраивали верха по-новому. Подведя широкие кружала из выгнутых полукругом
досок,  по  ним  сверху укладывали камни,  подтесанные с  боков  на  тупые
клинья.  Сведя кладку,  выбивали опоры из-под кружал,  кружала опускались,
полукруг повисал,  как выточенный из одного камня. Это называлось возвести
банное строение или  построить свод.  Средний клин в  высоте свода зовется
ключом -  он  запирает свод.  До  этого  времени верха над  воротами,  над
окнами,  крыши в переяславльских церквах перекрывали деревянными брусьями.
Банное строение было, как чувствовал глаз, прочнее деревянной перемычки.
     - Верьте глазу, княгини милые, верьте, - объяснял старший из умельцев
каменного дела.  -  В глазу есть особое чувство,  глаз -  он алмаз, видит,
постигает,  первый  советчик уму  он.  Строение банное  -  самое  сильное.
Почему?  Дави на него -  камни с места не сходят,  уйти им некуда, клин не
пускает.  Свод разрушится,  если его  так  сожмут,  что  камни рассыплются
пылью. Если сложить свод сырцовым кирпичом, он много не выдержит - в сырой
глине слабая связь,  будет крошиться.  В жженом кирпиче глина спеклась,  а
про дикий камень и говорить нечего. Я как-то, задумал испытать. Перекинули
мы  свод в  каменоломне между стенками,  как  вырубка шла,  подровняв лишь
плиту под пяты.  Потом стали сверху,  на  баню-то,  камни класть.  На  три
сажени подняли,  на  четыре,  на пять:  мы между собою поспорили,  сколько
выдержит.  И еще клали да клали.  Два дня старались,  сколько раз доходило
почти что до драки.  Так и  не удалось разрушить творенье собственных рук.
Кончим с воротами,  будем строить кружала для храма.  Балки там одряхлели.
Перекроем банным строением,  и  будет навечно.  Но там будем делать крутой
свод.  В  своде ведь так  -  сила идет на  распор,  пологое строенье может