прогулки.
     Русская  речь  не  привлекала внимания  в  городе,  где  звучали  все
диалекты.  Беседуя,  Шимон и  Андрей приблизились к выходу на Месу.  Толпа
стеснилась.  Почувствовав,  как что-то  скользнуло под плащ,  Шимон резким
движением поймал чье-то запястье и сжал руку вора.  Андрей схватил вора за
другую руку.
     Молча  сжав  человека между собой,  русские повели его,  выбираясь из
толпы. Вор рванулся было, но сразу прекратил безнадежное сопротивление.
     Взяв  влево,  Шимон  остановился  в  громадной  нише  северной  стены
ипподрома,  перед закрытыми воротами.  Отпустив вора, русские встали между
ним и площадью.  Смирившись перед судьбой, неудачник спокойно ждал, шевеля
помятыми кистями  рук,  расправляя пальцы.  В  длинной  рубахе  из  серого
холста,  в грубых сандалиях,  которые удерживались ремешками,  обмотанными
вокруг щиколоток,  в мятом холстинковом колпаке на голове,  он ничем будто
бы не отличался от рыбаков,  носильщиков грузов,  мелких торговцев вразнос
или  мастеровых,  к  которым Андрей  успел  приглядеться за  недолгие свои
византийские дни.
     Рядом с русскими оказался еще один человек, так же, но почище одетый,
чем неудачливый вор.
     - Господин,  -  обратился он к Шимону, - я следил. Этот человек хотел
тебя обокрасть.  Прошу,  господин!  Дом  епарха близко.  Вы  оба принесете
жалобу, и преступник более не будет вредить.
     - Следил? - переспросил Шимон. - Я не хочу жаловаться.
     - Но почему, господин?
     - Он ничего не украл.
     - Он хотел украсть, господин.
     - Я  не обязан заявлять!  -  решительно возразил Шимон.  Сыщик сделал
движенье досады. - Ты это знаешь, - продолжал Шимон.
     Сыщик с гневом махнул рукой.  Андрею показалось,  что нечто выскочило
из его рукава и скрылось.
     - Господин плохо делает, - упрекнул сыщик и отступил. Вор сложил руки
на груди:
     - Да  благословит тебя бог,  добрый человек!  Да хранит тебя и  твоих
матерь божья!
     Сгорбившись, он скользнул между русскими и сыщиком. Соглядатай епарха
схватил вора  за  шиворот рубахи.  Но  тот,  присев,  вырвался,  ловко дал
подножку своему  врагу  и  скрылся в  безразличной толпе.  Вскочив,  сыщик
пустился в погоню, расталкивая прохожих.
     - Ты видел, как он выдал себя? - спросил Шимон.
     - Да, - ответил Андрей. - Он будто бы знает тебя.
     - Наверное,  знает.  Византия  полна  ищеек.  При  Константине Первом
содержали десять тысяч соглядатаев.  Юстиниан Первый имел их  в  два  раза
больше.  Сколько теперь?  Немало.  Этот следил за нами.  Зачем?  На всякий
случай.  Известно им, Русь грекам не грозит и грозить не собирается. И все
же... идут по следу, вдруг нечто найдется. Вор попался ему случайно.
     - Но почему ты не выдал вора?
     - В его глазах прочел я ужас,  как у зверя.  И простил его. По нашему
закону.  По здешнему закону его изувечили бы. Либо ослепили, либо обрезали
нос и отрубили руку.  Сегодня в моей сумке много золота. Срежь он ее - для
меня  большая потеря.  Тогда сгоряча я,  может быть,  и  отдал бы  его  на
бесчеловечную казнь.  Греческого закона я  тоже не  нарушил.  По  договору
империи с Русью мы, русские, имеем право жаловаться на обиды от греков, но
не обязаны жаловаться. И сыщик знает.
     - Тонко судишь ты, - заметил Андрей.
     - То-то.  Поживешь -  увидишь:  здесь все тонкости,  все не просто. А
заметил,  что прохожие будто слепые?  Ни  один не подошел ни к  нам,  ни к
сыщику.  Здесь люди отучены соваться в чужое дело.  За себя постоит.  Коль
мятеж -  себя не жалеют и действуют скопом.  Но так, попросту, вора брать?
Не его дело. К тому же сыщиков они ненавидят.
     - Но как ты сыщика узнал, он же обличьем почти как вор тот?
     - По голосу.  И есть в нем что-то. Я уже пригляделся. А видел, у него
в рукаве что было?
     - Что-то мелькнуло, - ответил Андрей.
     - У него там кистень подвешен, - объяснил Шимон.
     На  Месе  Шимон вошел в  лавку,  заставленную сундуками,  шкатулками,
ящичками резной работы,  ларцами.  Кивнув хозяину,  как  знакомому,  Шимон
прошел в глубину.  Там в открытом ларе лежал по виду хлам.  Быстро и умело
поискав,  Шимон остановил свой  выбор на  трех тонких обломках,  связанных
пеньковой  ниткой.  Распустив узел,  Шимон  сложил  обломки  -  получилась
дощечка,  не  то  крышка,  не  то  боковина малого  ларца  с  выступающими
фигурками.  Достав две медные монеты,  Шимон предложил их хозяину, который
принял цену с поклоном.
     - Приходи через три дня,  господин,  -  пригласил хозяин, - бог даст,
будет что-либо новое. Мне обещали.
     - Что ты купил? - спросил на улице Андрей.
     - Все -  и ничего,  - шутливо ответил довольный покупкой Шимон. - Это
копия,  сделанная мастером по заказу какого-либо сановника по случаю брака
базилевса Романа Четвертого и  базилиссы Евдокии.  Подобную работу я видел
из  слоновой кости,  целую -  дорога она слишком.  Да  и  не нужна мне.  О
страшной судьбе Романа и Евдокии ты слышал?  Дела недавние. Евдокия, вдова
Константина Десятого Дуки, мать шести малолетних детей, стала регентшей по
смерти мужа.  Вскоре она  влюбилась в  тридцатилетнего полководца Романа и
сделала его базилевсом,  вступив с ним в брак.  На моей сломанной дощечке,
как  и  на  слоновой  кости,   -  Христос,  благословляющий  их  брак.  По
дьявольской злобе  Роман  изображен с  лицом  мальчика...  После того  как
погубили Романа и постригли Евдокию, владелец выкинул вещь.
     - Но почему так дешево ценят? - спросил Андрей.
     - Она никому не нужна.  Сломанное дерево,  они же ценят не работу,  а
материал.  К  таким купцам ходят мастера-художники,  ищут лом  и  бой  для
образцов. Но нам пора, - прервал себя Шимон.
     Пройдя еще немного по Месе,  он увел своего спутника вправо.  Они шли
узкими улицами,  сжатыми высокими домами, в три, в четыре этажа, с крутыми
лестницами,   пристроенными  к  домам  без  плана,  с  единственной  целью
доставить многочисленным жильцам возможность поскорее спуститься и  так же
подняться.  Безобразный ряд  доходных домов  внезапно прерывался стеной  с
глухо  закрытыми воротами из  толстых  досок,  обитых  медными  листами со
шляпками  громадных и  нарочито грубо  выкованных гвоздей.  Близ  ворот  -
железная дверца-калитка. За стеной виднелись крыши, большие деревья высоко
поднимали  кроны,  и  толстая  ветвь,  протянувшаяся  до  половины  улицы,
вызывала воспоминания о  сказочном лесе,  замкнутом для людей,  которые не