пустоту и  бесплодие блеска этого  сорта, могут только восклицать:  "Слишком
много,  о  божественный  Маммона,  уж  слишком  много!"  И  голос   их,  раз
раздавшись, влечет за собой fiat и pereat для всего земного.
     Между тем мы  ненавидим  анархию, как смерть, каковой она и является, а
все,  что  еще хуже  анархии,  должно быть ненавидимо еще  сильнее. Поистине
плодотворен только мир. Анархия - это разрушение, сжигание всего  ложного  и
нестерпимого, но сжигание,  оставляющее после себя пустоту. Знай  также, что
из мира безрассудства  ничего не  может выйти,  кроме безрассудства. Приведи
его в порядок, построй  из  него конституцию,  просей  через баллотировочные
ящики, если хочешь,  - оно есть и останется безрассудством  -  новая  добыча
новых шарлатанов и нечистых рук, и конец его будет едва ли лучше начала. Кто
может  получить что-нибудь разумное от неразумных людей? Никто.  Для Франции
наступили  пустота и всеобщее упразднение, и  что  может  прибавить к  этому
анархия? Пусть будет порядок, хотя бы под  солдатскими  саблями, пусть будет
мир, чтобы  благость неба не пропала даром; чтобы та  доля мудрости, которую
оно посылает нам, принесла нам плоды в урочный час! Остается посмотреть, как
усмирители санкюлотизма были сами усмирены  и священное право восстания было
взорвано  ружейным порохом,  чем  и  кончается  эта странная, полная событий
история, называемая Французской революцией.
     Конвенту, подгоняемому  в его деятельности в эти три  года таким бурным
ветром  и  противоположными  течениями,  то  с  кормчим,  то  без  кормчего,
наскучило   свое  собственное  существование;  он  видит,  что  оно  и  всем
наскучило,  и  сердечно  желает  разойтись.  До  самого конца он  должен был
бороться с  противоречиями и не знает покоя  даже теперь, когда  конституция
почти выработана. Как уже говорилось, Сиейес составляет конституцию еще раз,
и она почти  готова. Наученный опытом, великий  архитектор многое изменяет и
многое  прибавляет.  В  результате  получаются: различие  между активными  и
пассивными  гражданами,  т. е. денежный  ценз для избирателей;  две палаты -
Совет старейшин, а также Совет пятисот. В подобном же духе, избегая рокового
самоотрицающего   постановления   старого    Учредительного   собрания,   мы
постановляем,  что настоящие члены Конвента не только  могут  быть избираемы
вновь,  но и  две  трети  из  них  должны  быть  вновь  избираемы.  Активные
граждане-избиратели  могут  теперь выбирать только одну треть  Национального
собрания.  Включив  это  постановление  об  обязательном  переизбрании  двух
третей,  мы  представляем нашу  конституцию  на  рассмотрение  всем  округам
Франции  и говорим: примите то и другое  или отвергните то и  другое. Как ни
неприятно такое добавление, однако округа подавляющим большинством принимают
и утверждают его. С Директорией из  пяти членов, с двумя палатами, в  каждой
из которых две  трети членов назначаются нами  самими, можно  надеяться, что
эта конституция  будет  последней. Она пойдет,  ведь ногами ей будут служить
переизбираемые две трети, а они уже налицо и способны ходить. Сиейес смотрит
на свое бумажное производство со справедливой гордостью.
     Но теперь  посмотрите,  как  несговорчивые секции,  и  секция Лепелетье
прежде  всех,  натыкаются на  шипы! Разве  не  нарушение избирательных  прав
человека  и верховного народа это  добавление о переизбираемых двух  третях?
Алчные тираны, вы хотите увековечить себя! Действительно, эти люди зазнались
от своей победы  над Сент-Антуаном и  над священным  правом  восстания! Мало
того, эта победа повредила всем. Ведь подумайте: прежде всякий мог надеяться
получить то, чего  он желает,  а теперь не должно быть такой надежды; теперь
каждый должен пользоваться, и пользоваться, и пользоваться именно этим.
     Какое неясное  брожение поднимется в людях, испорченных продолжительным
правом  восстания, раз зашевелятся языки!  Журналисты - Лакретели, Лагарпы -
за работой; ораторы изливаются в красноречии, в котором слышится и  роялизм,
и  якобинизм. На западной границе Пишегрю, рискнув положиться на свою армию,
ведет   в  глубокой  тайне  переговоры  с  Конде,  а  в   парижских  секциях
разглагольствуют   волки  в  овечьих  шкурах,  замаскированные  эмигранты  и
роялисты24. Каждый, как мы сказали,  надеялся, что выборы сделают
что-нибудь для него лично, а теперь нет более выборов или есть только третья
часть их. Черные соединились  с белыми против этой оговорки о двух третях, и
к  ним присоединились все непокорные элементы, которые видят свое дело почти
проигранным благодаря этой статье конституции.
     Секция Лепелетье после многих  адресов находит,  что такая  статья есть
явное посягательство на свободу, и  просто-напросто отказывается подчиниться
ей и приглашает все другие свободные секции соединиться с нею в "центральный
комитет"  для борьбы  с  притеснениями25. Секции присоединяются к
ней  почти все, опираясь  на свои  40 тысяч  борцов. Теперь  будь осторожен,
Конвент! Секция Лепелетье заседает в этот день,  12-го вандемьера, 4 октября
1795 года,  с заряженными ружьями, в открытом  возмущении  в своем монастыре
Filles-Sain-Thomas на улице Вивьен.  У  Конвента под рукой около пяти  тысяч
регулярных  войск,   изобилие   генералов  и   полторы  тысячи  преследуемых
ультраякобинцев  разного  сорта,  которых  по   такому  критическому  случаю
поспешно собрали и вооружили под именем патриотов восемьдесят девятого года.
Конвент, сильный тем,  что  закон  на его  стороне,  посылает  генерала Мену
разоружить секцию Лепелетье.
     Генерал Мену  отправляется с подобающими требованиями и демонстрациями,
но они остаются без всякого результата. Около  восьми часов вечера Мену, все
еще предъявляющий  свои  требования,  выстроившись на  улице  Вивьен,  перед
заряженными ружьями, направленными в  него из всех окон, убеждается, что ему
не обезоружить секцию Лепелетье. Он  принужден  возвратиться с целой шкурой,
но без  успеха и  подвергнуться аресту, как "изменник".  После этого все  40
тысяч  вооруженных борцов  присоединяются к секции Лепелетье  в уверенности,
что  она  непобедима. К кому-то обратится теперь колеблющийся  Конвент, этот
бедный Конвент, который, войдя  только что  в гавань после  такого  трудного
путешествия, уже наскочил на рифы? Он борется отчаянно с ревущим вокруг него
прибоем 40 тысяч борцов, готовых захлестнуть его вместе  с грузом  Сиейеса и
всем будущим Франции! Близкий к гибели, он в последний раз напрягает силы.
     Некоторые предлагают назначить главнокомандующим  Барраса: он победил в
термидоре.  Другие,  более  разумные,  напоминают  о  гражданине  Бонапарте,
артиллерийском офицере  не  у дел,  взявшем  Тулон.  Это человек с  головой,
человек дела. Баррас назначен главнокомандующим  только  по имени, а молодой
артиллерийский  офицер  - действительным.  Он находился на  галерее  в  этот
момент  и слышал  о  назначении. Он удалился на полчаса,  чтобы  подумать, и
через полчаса напряженного размышления, быть или не быть, ответил "да".
     Теперь, когда в центре дела  стоит  человек с головой,  оно оживляется.
Скорее в Саблонский  лагерь  защитить артиллерию:  ее  охраняют не более  20
человек! Проворный  адъютант по имени Мюрат  скачет туда и поспевает как раз
вовремя: секция Лепелетье уже шла в том  же направлении - пушки наши. Теперь
занимайте  посты  здесь и там  быстро и  твердо: в воротах  Лувра, в  тупике
Дофина, на  улице Сент-Оноре, от Пон-Неф вдоль  всех северных набережных,  к
югу до моста, бывшего  Королевского,  выстройтесь вокруг  святилища  Тюильри