дезинфицирующие средства были в то время совершенно неизвестны. В конце
концов она зарубцевалась и покрылась плотным белым шрамом.

Во-вторых, его зубы находились в ужасном состоянии. Он страда'л кариесом,
воспалением десен и внутренних тканей зубов. Все это, вместе взятое, должно
было причинять ему нестерпимую боль, однако в сравнении с другими его
заболеваниями было малозначительным.

В-третьих, он страдал ужасным заболеванием, при котором кости, включая
костный мозг, постепенно заменяются волокнистой тканью. Хотя это
заболевание началось у него после окончания роста, одна из его крупных
тяжелых бедренных костей заметно выгнулась, а другие кости начали
разрушаться и гнить в живом теле".

Вначале доктор Муди решил, что мужчина умер от воспаления легких. Но затем
он изменил первоначальный диагноз, указав, что "смерть могла наступить в
результате заражения крови, вызванного многочисленными ракоподобными
язвами". И чтобы мы не испытывали к этому мужчине чрезмерного сострадания,
он напомнил о мумии молодой девушки с одного из островов Ша-ниел,
расположенных у побережья Калифорнии. Ее тело было покрыто тысячами язвочек
величиной с горошину, причем более сотни из них находилось на голове" 3.

Каньон дель Муэрто ("Каньон мертвеца"), "Дом антилоп", "Белый дом", "Пещера
мумий", составляющие нынешний ареал Национального памятника Каньона Шелли в
северо-восточном углу штата Аризона, являлись тем районом, где Моррис вел
поиски на протяжении девяти лет. Там он открыл руины с башнями, скальные
жилища, сотни разных помещений, могилы с мумиями и скелетами - свидетелями
более чем тысячелетней истории Юго-Запада доколумбовой эпохи. Здесь бродили
"корзинщики", а позже люди пуэбло, в те времена, когда в Европе уже начался
распад Римской империи.

Каньоны нередко бывают настолько узки и глубоки, что лучи солнца попадают
туда лишь в десять часов утра, а в два часа дня снова исчезают. Тогда
обстановка в каньонах делается невыносимой. Она особенно тяжела после
захода солнца, когда со всех сторон неожиданно начинают доноситься шумы и
шорохи, до этого заглушавшиеся звуком работ и дневным шумом. По сообщениям
самих участников раскопок, случается, что по ночам людьми овладевает
настолько сильный страх, что они впадают в истерику. Индейцы навахо,
помогавшие археологам, были убеждены, что в таких случаях через долину
пролетали духи. К мертвецам индейцы относились с суеверным страхом и, когда
находили мумию, тотчас же прекращали раскопки, передавая работу археологам.

Как вели себя представители науки в отношении тех, кто неожиданно, после
столетий покоя, иногда даже спустя тысячу лет, подставляли свету свои
сморщенные лица? Не чувствовали ли себя ученые мужи грабителями,
обыкновенными осквернителями могил? Этот вопрос занимал в прошлом столетии
многих египтологов, когда им пришлось потревожить фараонов в их могилах. Не
подавляло ли ученых дыхание вечности, о которой так впечатляюще рассказывал
Говард Картер после того; как впервые взглянул на Тутанхамона? Не являлись
ли они всего лишь холодными патологоанатомами от археологии, циничными
торговцами прошлым?

Они были и тем, и другим, и третьим - в зависимости от обстоятельства.

Супруги Моррис никогда не производили впечатления людей, придерживающихся
пиетета. Длинный ящик, в котором находилась одна из наиболее сохранившихся
мумий, они превратили в обеденный стол. Они приглашали к этому столу своих
лучших рабочих - индейцев навахо. Те убежали бы на много миль от ужаса и
отвращения, если бы знали, что представляет собой стол, за которым они с
удовольствием поглощали консервированные персики, до которых были большие
охотники.

А затем произошло вот что.

Однажды в пещере Тсеахатсо они вырыли мумию мужчины, жившего еще во времена
"корзинщиков", которой, возможно, было не меньше тысячи лет. Рядом с мумией
лежали четыре атлатля, корзины, сандалии, моток человеческих волос, куски
кремня - словом, все, что так часто встречалось в могилах. На этот раз
рядом с мужчиной лежало и нечто более значительное. Было известно, что
"корзинщики" изготовляли флейты. Однако до сих пор их редко удавалось найти
в хорошем состоянии. А здесь лежали четыре чудесно сохранившихся
экземпляра!

Люди, производившие раскопки, не могли преодолеть искушения. Прямо перед
мумией, прямо перед бывшим владельцем они поднесли флейты к губам и
попытались извлечь из них звуки. Поначалу это не удалось. Тогда Эрл X.
Моррис нашел правильное положение и в чистом воздухе над живописным
ландшафтом потекла прозрачная мелодия.

Энн Моррис замечает по этому поводу:

"Нам показалось, что при этих звуках старый флейтист пробудился от векового
сна. Наш разум, естественно, не допускал, что он поднимается из пыльной
могилы. И поскольку он не сделал этого, он показался нам еще более далеким,
чем прежде. Наше обращение с некоторыми лучшими мумиями создавало ощущение
фамильярности. Теперь же одна из них, а вместе с ней и все остальные
отодвинулись обратно в глубь времен, и мы почувствовали ужасную неловкость
от соседства смерти"4.

До сих пор мы с большей или меньшей последовательностью придерживались
хронологии открытий, сделанных на Юго-За-пзде: от первого взгляда, который
могли бросить на пуэбло испанцы, вплоть до первых раскопок, первых попыток
дать истолкование, восстановить ход исторического развития.

Теперь пришло время взяться за другие темы: рассказать, как были достигнуты
первые успехи в датировке, о том, когда жили "корзинщики" и когда были
построены пуэбло. В двух следующих главах речь в большей мере пойдет о
естественных науках, чем об археологии. Поэтому нам необходимо кое-что
рассказать об особенностях североамериканской археологии, а заодно и о
научных методах, которые и в наши дни остаются альфой и омегой археологов и