чтобы обследовать остальные помещения. Впереди пробирались подростки. И тут
начались сплошные неожиданности.

Хоу вспоминает: "Я пробился в одно из помещений и старался изо всех сил
увидеть и запомнить все, что было возможно, пока множество возбужденных
людей металось там, переворачивая все вверх дном и создавая невообразимый
беспорядок. В этом помещении находилось тринадцать скелетов, в том числе
два детских, с незаращенными черепными швами. Один из них имел всего два
зуба. Все скелеты были завернуты в циновки наподобие тех, которыми бывают
обернуты ящики с китайским чаем, и зашнурованы веревками, сплетенными из
волокон юкки[20]. Можно было различить куски одежды и большие платки из
хлопчатобумажной ткани. Они хорошо сохранились. Время лишь немного изменило
их цвет. Некоторые платки были украшены цветным узором из полос, имевших
когда-то красный цвет. Там находились также куски материи, украшенной
перьями, и несколько различных циновок. Здесь же лежали хорошо
сохранившиеся корзины. Это были, пожалуй, лучшие корзины из всех, что мне
доводилось когда-либо видеть. Вокруг лежало множество сандалий. Некоторые
из них были совершенно новыми, другие - со следами длительного
употребления. В помещении, кроме того, находилось большое количество
глиняных сосудов, некоторые были очень красивы и выглядели как новые".

Люди стояли пораженные. Впечатлений было слишком много, чтобы в них можно
было разобраться сразу. Освещение было скудным. Слишком много народа
толпилось вокруг. Поэтому более мелкие предметы обнаруживались постепенно.

"Там находилось очень много жемчуга и различных украшений. Мне трудно
описать эти предметы, поскольку у меня не было возможности рассмотреть их
поближе. Я вспоминаю, что видел большое количество бирюзы. Было обнаружено
множество полированных каменных топоров, которые оказались гораздо красивее
тех, что обычно находили в этой местности. Имелись там и так называемые
"свежевальные ножи" и "колодки" для изготовления сандалий, подушечки и
кольца, которые древние обитатели развалин подкладывали под ношу на голову
при переноске грузов. Некоторые из них были красиво сплетены или сотканы из
волокон листьев юкки. Другие выглядели очень просто. Они представляли собой
спирали из волокон юкки, связанные в нескольких местах, чтобы удерживать их
вместе. Третьи были сделаны из коры можжевельника, оплетенной шнуром, или
листьев кукурузных початков. Их можно было использовать и в качестве
подставок для сосудов с круглым дном, которые не могли стоять без опоры".

То, что произошло, с археологической точки зрения явилось чистейшим
вандализмом. Но кто мог научить чему-либо лучшему простых фермеров, которые
вдруг почувствовали себя искателями сокровищ? Это стало своеобразным хобби
окрестных жителей: в конце недели, после посещения церкви, идти и
"собирать" древности. Какова же была дальнейшая судьба этих бесценных, так
удивительно сохранившихся свидетельств жизни доисторического народа?
Послушаем еще раз, что вспоминает по этому поводу Хоу.

"Когда мы завершили работу, все вещи были вытащены наружу и унесены
различными людьми, входившими в группу. О том, где они сейчас, никто не
знает. Подобно большинству предметов из расположенных вокруг более мелких
пуэбло, они бесследно исчезли. Я был тогда маленьким мальчиком, поэтому мне
не удалось получить некоторые очень понравившиеся мне предметы, и я
вынужден был довольствоваться тем, что осталось. Тем не менее и из этих
остатков составилась хотя и небольшая, но вполне приличная коллекция.
Однако входившие в нее вещи также почти полностью исчезли".

Вместе с тем в пуэбло оставалось еще достаточно утвари п других вещей. Во
много раз больше, чем предполагал Джонсон п его ученики. Все это открыл Эрл
X. Моррис.

Вызывает удивление, как много антропологов п археологов, которые позже
стали знаменитыми, открыли свое жизненное призвание в самой ранней
молодости.

Френку Кашингу было девять лет, когда он получил в подарок от фермера
первые наконечники стрел, относившихся к доколум-бовой эпохе. Когда ему
исполнилось четырнадцать, он уже имел коллекцию, насчитывавшую многие сотни
стрел, и сам начал проводить раскопки. Импульсом для позднейших
исследований методов индейской хирургии для Хулио Тельо послужили увиденные
им в десятилетнем возрасте искусственные отверстия в одном из индейских
черепов. Роланд Т. Берд начал свою карьеру в девятилетнем возрасте в
качестве помощника собственного отца. Он стал крупнейшим специалистом по
динозаврам, собравшим для Американского музея естественной истории 80 т
костей динозавров и других ископаемых животных. Френк Хиббен, который позже
прославился раскопками пещеры Сандия, уже в девятилетнем возрасте
участвовал в качестве водоноса в раскопках маундов.

Но самым удивительным среди них был, вне всякого сомнения, Эрл X. Моррис.
Когда ему исполнилось 63 года, он во всеуслышание заявил, что будет
отмечать 60-летие своей археологической деятельности. Он родился в 1889 г.,
и ему было чуть больше трех лет, когда он провел свои первые раскопки.

"Однажды утром в марте 1893 г., - вспоминает Моррис, - отец дал мне старую
мотыгу, палку которой он специально укоротил для меня, и сказал: "Иди и
копай в яме, где я работал вчера, и ты не будешь мне мешать". При первом же
сделанном мною ударе из земли выкатился округлый серый предмет, оказавшийся
частью окрашенной в черный и белый цвет разливательной ложки. Я выскочил из
ямы, чтобы показать находку матери. Она схватила в кухне большой нож для
разделки мяса и побежала за мной к яме, чтобы высвободить скелет, в могиле
которого должна была находиться эта ложка. Так, когда мне было три с
половиной года, совершилось решающее событие, превратившее меня в
страстного "охотника за глиняными горшками", который позже снискал широкую
и, я надеюсь, заслуженную известность как археолог" 2.

Эту раскрашенную в черный и белый цвет разливательную ложку он хранил до
самой смерти в 1956 г. Подобно Киддеру, Моррис вел раскопки в стране
индейцев майя. Однако его любовь, как и любовь Киддера, была целиком отдана
Юго-Западу. Он являлся археологом, по преимуществу ведущим раскопки,
человеком физического труда, предпочитавшим полевые условия и с трудом
заставлявшим себя сесть за письменный стол. Его коллекции, почти полностью