жителей, имел старинную крепостную стену вроде той, какая окружает Кельн, и
несколько  плохих  полуразрушенных  земляных  укреплений бастионного  типа.
Местоположение  Смоленска  настолько  неблагоприятно  для устройства  здесь
крепости, что  потребовались бы крупные расходы  на превращение его в такой
пункт, который стоило бы вооружить и обеспечить гарнизоном. Дело в том, что
город расположен  на скате  высокого гребня левого  берега реки; вследствие
этого с  правого берега  реки очень ясно  просматривается весь город  и все
линии укреплений, спускающиеся к реке, хотя правая сторона и не выше левой;
такое  положение   является  противоположным  хорошо   укрытому  от  взоров
расположению   и  представляет   собой   наихудшую  форму   нахождения  под
господствующими высотами. Поэтому вполне  ошибочно было бы утверждение, что
русским ничего не стоило  бы превратить Смоленск в крепость. Превратить его
в укрепленный  пункт, который мог  бы продержаться одну и  самое больше две
недели, это,  пожалуй, было возможно; но,  очевидно, неразумно было бы ради
столь краткого  сопротивления затрачивать гарнизон в  6 000-8 000 человек и
от   60   до  80   орудий,   множество  снарядов   и  другого   снаряжения.

В  том виде,  в  каком находился  тогда Смоленск,  защищать его  можно было
только  живой  силой, но  при  этом  штурмующий противник  был бы  вынужден
понести огромные потери людьми.

Для русских Смоленск имел  то значение, что в данное время в нем находились
их продовольственные  склады; поэтому,  пока они намеревались  оставаться в
данном районе, было вполне  естественно, что они сражались за обладание им.
Ввиду  этого  Багратион  поспешил туда  16-го,  чтобы  занять город  свежим
корпусом.

В эти  минуты Барклай до некоторой  степени потерял голову. Из-за постоянно
возникавших проектов наступления было  упущено время для подготовки хорошей
позиции, на которой можно  было бы принять оборонительное сражение; теперь,
когда русские вновь были  вынуждены к обороне, никто не отдавал себе ясного
отчета,  где   и  как  следует  расположиться.   По  существу,  отступление
немедленно должно было бы продолжаться, но Барклай бледнел от одной мысли о
том,  что скажут русские,  если он,  несмотря на соединение  с Багратионом,
покинет  без  боя район  Смоленска,  этого священного  для русских  города.

В  сущности, окрестности  Смоленска совсем  не пригодны  для оборонительной
позиции,  так как направление  реки в  этом месте совпадает  с направлением
операционной линии;  к тому же дороги на  Москву проходит близ Смоленска, а
именно  на расстоянии одного  часа ходьбы  выше этого города,  вдоль самого
берега  реки.  Таким  образом,  если  бы  русские  попытались  одновременно
преградить наступление неприятелю и сохранить путь отступления, отходящий в
перпендикулярном  направлении к  фронту,  то пришлось  бы расположиться  на
обоих берегах Днепра, т.  е. иметь город либо впереди фронта, либо на самой
линии фронта,  либо позади.  Это была бы весьма  невыгодная позиция, потому
что для  уступающей противнику в силах  армии поддержание связи по немногим
мостам и через довольно  обширный город не является целесообразным. Если бы
было решено расположиться лишь  на одном берегу Днепра, то путь отступления
непременно попадал бы под известную угрозу. Во всяком случае занять позицию
на  левом берегу  было  невозможно, так  как в  таком случае  на расстоянии
полумили  позади  нее  оказался  бы  Днепр,  который,  как  известно,  выше
Смоленска  поворачивает  под углом  почти  в  90 градусов;  к  тому же  вся
французская армия уже находилась на левом берегу Днепра. Все это затрудняло
решение,  которое  предстояло принять  Барклаю.  Поэтому  он решил  сделать
прежде  всего  то, что  было  самым  неотложным, а  именно отправить  16-го
форсированным маршем Багратиона в Смоленск, куда последний уже 15-го послал
вперед корпус  Раевского, и самому с  первой западной армией следовать туда
же.  15-го генерал  Раевский  соединился в  Смоленске с  отошедшей дивизией
Неверовского,  и  у него,  таким  образом,  образовался гарнизон  в 16  000
человек, что  в достаточной мере обеспечивало  город; уже 16-го была отбита
предпринятая с налета атака Мюрата и Нея; однако, Барклай понял теперь, что
крайне  необходимо  обеспечить  себе  путь  отступления; с  этой  целью  он
предложил Багратиону отойти утром  17-го на Валутину гору, расположенную на
Московской  дороге в  одной миле  от Смоленска,  в пункте,  где направление
дороги  и  течение  реки  начинают  расходиться  в  разные  стороны  и  где
прекращается то невыгодное для обороны совпадение их, о котором мы говорили
выше. Таким образом, это  был ближайший к Смоленску пункт, у которого можно
было занять позицию. Однако  этот пункт был слишком удален от города, чтобы
обладание им  и одновременно  с этим удержание города  могли составить одно
тактическое целое.

Исходя  из этого,  Барклай решил  занять Смоленск корпусом  первой западной
армии и выжидать, что  же французы предпримут дальше. Такое решение было не
плохим, так  как французы  были настолько добры, что  переправились со всей
своей огромной армией на левый берег Днепра. Теперь обе армии были отделены
друг от друга Смоленском и долиной Днепра, а путь отступления Барклая, хотя
и  являлся как  бы продолжением его  левого фланга,  но все же  был прикрыт
расположением  Багратиона. В  таком  положении Барклай  мог выжидать,  пока
французы  возьмут Смоленск  или  начнут подготовку  переправы через  Днепр.
Французы  оказались настолько  любезными,  что начали  с первого,  и, таким
образом,  17-го произошел  второй бой  за обладание Смоленском,  куда сверх
корпуса  Дохтурова  Барклай направил  еще  три с  половиной дивизии  свежих
войск;  таким образом,  русские ввели в  бой до  30 000 человек.  Обе армии
являлись  свидетелями этого  сражения,  не имея  возможности принять  в нем
участие. Дохтуров вел оборонительные бои преимущественно в предместьях, так
как  ни стены,  ни укрепления  не имели  необходимых банкетов  и аппарелей.
Поэтому он  потерял большое  число людей: однако, по  существу дела, потери
французов  были еще  значительнее. Наконец  русские из  предместьев города,
подавленные численным превосходством, были отброшены в город. Хотя теперь с
обороной города  было почти покончено, но  наступил вечер, а 17-го французы
все  еще  не  овладели   Смоленском,  так  как  несколько  попыток  разбить
артиллерийским  огнем  стену  не  приводили к  немедленному  успеху.  Итак,
Барклай достиг своей цели,  правда, чисто местного характера: он не покинул
Смоленска без боя.

В сущности  говоря, оборона Смоленска представляла  собой странное явление.
Она не могла превратиться  в генеральное сражение, потому что, естественно,
что после потери Смоленска русские, отославшие назад одну треть своих сил с
Багратионом, не  стали бы ввязываться в новое дело; а  если бы русские и не
потеряли  Смоленска,  то  здесь  они  никоим  образом не  могли  перейти  в