Итак, вечером  25-го состоялся разговор между  генералом Йорком и генералом
Дибичем.  Последний,  насколько возможно,  замаскировал расположение  своих
войск; впрочем,  у него хватило благородства  вполне честно сказать, какими
силами он  располагает и чего у  него нет; к этому он  добавил, что он и не
помышляет действительно  преградить пруссакам  дорогу, но что,  конечно, он
сделает все от него зависящее, чтобы отнять у него его обоз, зарядные ящики
и  по возможности  часть артиллерии.  Среди того,  что Дибич  хотел сказать
Йорку, это имело, разумеется, наименьшее значение; главным предметом беседы
являлось полное  уничтожение французской  армии и указание,  данное русским
императором своим генералам: при  встрече с прусскими войсками не поступать
с  ними  как с  подлинными  врагами,  но, памятуя  о прежних  дружественных
отношениях  обеих  держав  и в  предвидении  возобновления  их в  ближайшем
будущем, останавливать  за ними любое дружественное  соглашение, на которое
последние пойдут. В соответствии  с этим генерал Дибич заявил, что он готов
заключить  с  генералом  Йорком  договор  о нейтралитете  и  отказаться  от
имеющихся па его стороне военных преимуществ.

Генерал  Йорк заявил,  что он  еще не  пришел к окончательному  решению. Он
проявил склонность заключить соглашение при условии, что его воинская честь
отнюдь не будет затронута;  однако полагал, что в настоящий момент для него
как  солдата   еще  не  имелось  достаточного   оправдания  для  заключения
соглашения.  После  этого уговорились  не  предпринимать  ничего в  течение
предстоящей ночи; на другое  утро генерал Йорк должен был сперва произвести
рекогносцировку и  затем совершить переход к Лавково  как бы с целью обойти
отряд  генерала Дибича  с  левого фланга,  генерал Дибич  должен  был снова
преградить ему дорогу, выйдя на Шелель.

В   заключение   переговоров   генерал   Йорк   сказал   генералу   Дибичу:

"Ведь у  вас в  армии столько бывших  прусских офицеров, пришлите  ко мне в
следующий   раз   одного   из   них,   у  меня   будет   больше   доверия".

После этого генерал Дибич  спросил автора, возьмет ли он на себя такого род
поручение,  на  что  тот,  естественно,  выразил  свою  полную  готовность.

Когда мы возвращались верхом  в Колтыняны, было уже поздно, вероятно, часов
10 вечера. Генерал Дибич обсуждал с автором создавшееся положение и спросил
его, что он думает  о намерениях генерала Йорка и что это за человек. Автор
не мог  не предупредить его относительно  скрытности генерала Йорка и очень
опасался, что последний воспользуется  ночью для того, чтобы опрокинуть нас
и  продолжить отход  на  соединение с  Макдональдом, а  потому рекомендовал
проявить величайшую бдительность.

Генерал  Дибич оставил  против  генерала Йорка  два казачьих  полка, третий
расположил  в  тылу  фронтом  против Шелель,  а  гусарский  полк оставил  в
местечке,  которое   было  довольно  обширно.  Кавалерия   не  должна  была
разнуздывать коней;  такое же  распоряжение было отдано  ординарцам главной
квартиры.

Мы  остановились в  одном  доме и  едва успели,  не раздеваясь,  прилечь на
разостланной соломе  и сомкнуть  глаза, как в местечке  сзади нас раздались
пистолетные  выстрелы. Слышались  не  единичные выстрелы,  а целая  пальба,
продолжавшаяся несколько минут. Мы вскочили, и автор подумал про себя: "Это
Йорк  атакует нас с  тыла, я его  верно разгадал".  Мы вскочили на  коней и
повели несколько эскадронов кавалерии к выходу из местечка в направлении на
Шелель; однако,  неприятеля там  не было, а оказался  казачий полк, который
должен  был прикрывать  наш  тыл. От  него поступило  донесение,  что отряд
неприятельской кавалерии внезапно влетел в их расположение и отбросил их на
поселок. На  самом деле то  был разъезд, состоявший из  50 прусских драгун,
посланных  генералом  Массенбахом  из  Шелель  на  Колтыняны  под  командой
ротмистра  Вейсса,  чтобы  доставить  письмо маршала  Макдональда  генералу
Йорку. Ему было приказано силой пробиться, однако, отбросив казаков в самые
Колтыняны,  он  счел  противника  чересчур  сильным,  повернул  обратно,  и
ускакал,  не оставив о  себе никакого  следа. Эти обстоятельства  мы узнали
лишь позже от прусских  офицеров; тогда же мы остались в полном недоумении.

26-го  генерал Йорк  произвел рекогносцировку,  однако, он не  счел удобным
выполнить условленное фланговое движение и скоро свернул на дорогу, ведущую
на  Шелель и  идущую  дальше на  Тильзит. Причиной  этого  являлось желание
избежать плохой дороги и напрасной траты сил людей и лошадей. Но у генерала
Дибича  произведенное  изменение,  естественно,  вызвало подозрение,  и  он
полагал,  что целью  генерала  Йорка исключительно  являлся выигрыш  одного
перехода  в  направлении  Тильзита.   На  этой  почве  возникли  оживленные
переговоры,    посредником    в    которых    постоянно   являлся    автор.

Когда 26-го  в окрестностях Шелель  автор прибыл к генералу  Йорку в первый
раз,  последний не  пожелал допустить его  к себе,  так как это  его сильно
компрометировало  бы. Он  разбранил офицера передового  поста, провожавшего
автора,  за  то,  что последнего  так  далеко  пропустили без  специального
разрешения с его стороны.  На этот раз автор так и не видел генерала Йорка;
между тем, это, в сущности, была одна комедия; он выслал навстречу к автору
русского подполковника  графа Дона,  чтобы тот обо всем  с ним переговорил.

Граф  Дона, как и  автор, перешел в  1812 г.  из прусской армии  в русскую,
входил в состав немецко-русского легиона и получил разрешение отправиться в
Ригу, чтобы еще принять участие в кампании. Он состоял при генерале Левисе,
который с  5 000 человек гарнизона следовал  за генералом Йорком, но отстал
от него на несколько переходов и выслал к нему вперед графа Дона в качестве
парламентера. Автор записок  чрезвычайно обрадовался, встретив здесь одного
из самых близких своих знакомых и друзей.

Из того, что мне передал граф Дона, вытекало, что генерал Йорк не собирался
нас обмануть, но что  он заинтересован в оттяжке решения на несколько дней;
и так  как он не может в течение этого  времени стоять, как прикованный, на
одном  месте,  то ему  нужно  несколько пододвинуться  к прусской  границе.

В чем  заключался интерес  генерала Йорка, легко было  понять: помимо того,
что он  ожидал возвращения  своего адъютанта из  Берлина, прибывшего только
29-го, ему  в военном  отношении для приличия  следовало продемонстрировать