шпионов и не арестовали,  несмотря на сопровождавшего нас фельдъегеря. Граф
Шазо по  дороге так расхворался, что  нам часто приходилось останавливаться
на  ночлег;  по  этой  причине мы  пробыли  в  дороге  14  дней и  достигли
Петербурга только в середине октября.

Когда в Ярославле мы представлялись второму принцу Ольденбургскому, который
тогда вернулся  на работу в эту  губернию и проявил себя  весьма полезным и
деятельным  администратором, великая  княгиня  Екатерина Павловна  дала нам
аудиенцию. Французы еще не начали отступать, но убеждение, что они должны и
будут  отступать,  вдруг  создалось  повсюду,  и  лишь  немногие  верили  в
возможность  новых наступательных  действий французов в  южном направлении.
Великая  княгиня  проявила  огромный  интерес  к известиям  из  армии,  она
задавала  нам весьма разумные  и продуманные  вопросы, и заметно  было, как
серьезно она взвешивала вес то, что мы ей могли сообщить. Она задала автору
вопрос, как он себе  представляет, что предпримет теперь Наполеон, будет ли
это  простое  отступление и  по  какой  дороге. Автор  отвечал,  что он  не
сомневается в  отступлении французской армии в  самом скором времени, также
считает бесспорным, что французы  пойдут по той же самой дороге, по которой
они пришли; по-видимому, у великой княгини уже раньше сложилось то же самое
убеждение. У  нас осталось  впечатление, что эта женщина  рождена для того,
чтобы царствовать.

Так как  мы теперь  совершенно отходим от  главной армии, то  позволим себе
сделать  несколько замечаний  относительно отступления Наполеона  и главным
образом относительно его направления.

Мы  никогда не  могли понять  тех, кто  так упорно отстаивает  мысль, будто
Наполеону следовало  избрать для своего обратного  пути другую дорогу, а не
ту,  по  которой  он  пришел. Откуда  мог  он  довольствовать армию  помимо
заготовленных складов? Что могла дать неистощенная местность армии, которая
не могла терять времени и была вынуждена постоянно располагаться биваками в
крупных  массах?  Какой  продовольственный  комиссар  согласился  бы  ехать
впереди  этой армии,  чтобы реквизировать  продовольствие, и  какое русское
учреждение стало  бы исполнять его распоряжения?  Ведь уже через неделю вся
армия умирала бы с голода.

Отступающий в неприятельской стране, как общее правило, нуждается в заранее
подготовленной   дороге;   кто   следует   назад   при   весьма   невыгодно
складывающейся  обстановке,  вдвойне  нуждается   в  таковой;  а  тот,  кто
собирается совершить  по России обратный  путь в 120 миль,  нуждается в ней
втройне.   Под  "подготовленной   дорогой"  мы  разумеем   дорогу,  которая
обеспечена соответственными  гарнизонами и на  которой устроены необходимые
армии магазины.

Марш  Наполеона  на  Калугу  являлся  совершенно  необходимым  началом  его
отступления, но  вовсе не означает, что Наполеон  имел в виду избрать новый
путь.  От Тарутина,  где находился  Кутузов, до  Смоленска на  три перехода
меньше,  чем  от Москвы,  где  располагался Наполеон;  поэтому, прежде  чем
начать  свое  действительное  отступление,  Наполеону надо  было  потеснить
русскую армию,  чтобы уничтожить это ее  преимущество. Конечно, ему было бы
еще приятнее,  если бы удалось маневрированием  заставить Кутузова отойти к
Калуге.  Он надеялся  достигнуть этого  посредством внезапного  перехода со
старой дороги на новую, что создавало угрозу левому флангу Кутузова. Но так
как ни  этот маневр,  ни попытка налета  открытой силой у  Малоярославца не
удались, то  он предпочел отказаться от этой задачи  и решил, что теперь не
время  терять в  общем сражении еще  20 000  человек из тех  небольших сил,
какие у  него еще оставались, для  того чтобы как-нибудь закончить кампанию
отступлением.

То обстоятельство, что отступление Наполеона начиналось с кажущегося нового
наступления  в  южном  направлении,  имело  для него,  поскольку  мы  знаем
характер этого человека, большое значение.

С того пункта, где Наполеон столкнулся с Кутузовым, ему, правда, предстояло
пройти  участок новой дороги,  чтобы выйти  на старую; однако,  движение по
этому  участку не  представляло таких  трудностей, как отступление  в новом
направлении, ввиду  того, что этот участок  дороги находился на его фланге,
посредине между  французской армией и  французскими отрядами, находившимися
на Смоленской дороге. К тому же он подготовил этот участок дороги, выдвинув
справа  Понятовского,   который  начал  с  того,   что  отобрал  у  русских
захваченную ими перед тем Верею. Наполеон в возможной степени сократил этот
кусок дороги. Из Малоярославца  он двинулся не прямо на Вязьму, так как эта
дорога по своему направлению чересчур была открыта, а вернулся в Боровск, а
оттуда двинулся  прямым путем через  Верею на Можайск. Какое  же может быть
сомнение в том, что  это решение было обусловлено самыми вескими причинами!

К  тому времени,  когда автор  прибыл в  Петербург, в  рижском командовании
произошла перемена.  Маркиз Паулуччи, о котором  мы говорили раньше, сменил
генерала  Эссена.  Автору  крайне  не  хотелось состоять  при  особе  этого
странного  человека. В это  же время  пришло известие о  начале отступления
французов.  Следовательно,   можно  было  предвидеть,   что  Рига  окажется
совершенно  в стороне от  военных действий;  ввиду этого автор  обратился с
просьбой  к  герцогу Ольденбургскому,  который  организовывал в  Петербурге
русско-немецкий  легион,  предоставить  ему  теперь обещанное  ранее  место
старшего офицера  генерального штаба  легиона, а так  как до окончательного
формирования легиона  лицо, занимающее эту должность,  оставалось без дела,
то  автор просил  одновременно ходатайствовать перед  императором разрешить
ему отправиться в армию Витгенштейна и оставаться там на службе до тех пор,
пока  легион  не  будет  включен  в  состав  действующей  армии.  Император
удовлетворил  это двойное  ходатайство, и  неделю спустя  автор, дождавшись
изготовления депеш,  доставить которые ему было  поручено, выехал 15 ноября
из Петербурга  через Псков и Полоцк в  Чашники, в главную квартиру генерала
Витгенштейна,  куда   он  прибыл  несколько  дней   спустя  после  боя  под
Смолянцами.

В главной  квартире Витгенштейна  царило известное самодовольство  и гордая
уверенность  в  себе  в  связи  с  достигнутыми  успехами;  это  составляло
известный контраст  с настроением, господствовавшим в  штабе главной армии.

Витгенштейн выполнил задачу по прикрытию Петербурга, и это, помимо реальных