Первые же  повозки загородили проход. Достаточно было  бы 50 смелых людей и
нескольких  хорошо  составленных упряжек  для  помощи  повозкам с  наиболее
плохими  лошадьми, чтобы  спасти  все, так  как неприятель  еще не  вошел в
город, а  к тому  же располагал лишь  небольшими силами. Но  все начальники
действовали по своему произволу;  штаб командования не предусмотрел ничего.
Беспорядок  рос с  каждой минутой,  каждый думал  только о себе  и старался
обходным  путем выбраться  отсюда,  надеясь перевалить  через гору;  вскоре
возвышенность была  загромождена первыми  же частями, которые,  не будучи в
состоянии перебраться через нее, забили все проходы, так что все остальные,
следовавшие за ними, должны были остановиться. Тем временем король, который
думал, что  в его распоряжении есть  еще 48 часов для  эвакуации, видя, что
появилась  кое-какая русская  пехота,  а наша  мало расположена  удерживать
позиции,  забил тревогу  и  поспешно покинул  город[311] . С  этого момента
эвакуация превратилась в "спасайся, кто может".

Трудно представить  себе царствовавший там беспорядок,  а между тем не было
никакого действительного основания так спешить и тревожиться, ибо небольшой
пехотный  отряд,  забытый  в   городе,  спустя  полтора  часа  после  этого
стремительного   отхода  смело   прошел   через  город,   пробираясь  между
немногочисленными  неприятельскими силами,  вступившими в Вильно,  и догнал
армию,   причем   русские   не   препятствовали  движению   этого   отряда.
Императорский обоз,  благополучно прибывший в Вильно  вслед за артиллерией,
разделил  потом общую  участь. Так  как де  Салюсу при  всей его  энергии и
заботливости не  удалось очистить проход, то  пришлось все бросить. Удалось
спасти только  лошадей и мулов с  их кладью, да и  то стоило большого труда
протащить их  среди этой  толчеи. Казенные деньги нагрузили  на лошадей; не
была потеряна ни одна  монета . Так как король и генералы поспешили вперед,
то  никто не подумал  собрать сотню  молодцов, которой было  бы достаточно,
чтобы  спасти   все,  ибо  она  остановила   бы  немногочисленных  казаков,
преследовавших нас,  и у нас было бы  время очистить гору от образовавшейся
там  пробки.  Мороз  был  очень  жестокий.  В  этот  день  он  заморозил  и
сообразительность  и мужество  наших  солдат, которые  в других  случаях не
останавливались  перед  такими  трудностями.  Гоpe  тем,  у  кого  не  было
перчаток:   они    подвергались   риску    лишиться   нескольких   пальцев!

Император был  глубоко потрясен всей  обстановкой ухода из Вильно.  Он не в
состоянии был  поверить в это событие, которое  с его точки зрения выходило
за пределы  всякой вероятности  и опрокидывало все его  расчеты. Не меньше,
если  не  больше,  он  был  потрясен  два  дня  спустя,  когда  узнал,  что
происходило  в Ковно  и как держала  себя там  гвардия. Он несколько  раз с
искренней скорбью говорил мне  об этом. Его скорбь усугублялась тем, что до
этих пор  он любил вспоминать образцовое  поведение гвардейского корпуса во
время  отступления  и  сохранившиеся   в  гвардии  дисциплину  и  выправку.

Наступил момент  самых тяжких  испытаний, момент, когда  все иллюзии должны
были рухнуть разом. Князь  Невшательский, удрученный этим событием, заболел
от  огорчения  и усталости.  Неспособность  короля,  по словам  императора,
поразила  всех.  Каждая депеша  приносила  сообщение  о каком-нибудь  новом
несчастье. Во  всех письмах  короля обвиняли в  непредусмотрительности. Все
говорили,  что  при теперешних  затруднениях  нужен  человек с  характером,
которого не  могут одолеть никакие бедствия,  а король, который был королем
храбрецов  на   поле  сражения,  оказался   самым  слабохарактерным,  самым
нерешительным из всех людей.

Князь  Невшательский приходил  в  отчаяние и  упрекал  себя в  том, что  он
способствовал этому назначению, но  его сожаления не могли ничему помочь. У
самых энергичных людей сила  воли и даже простой здравый смысл, которые при
других обстоятельствах  исцелили бы целую кучу  недугов, были, по-видимому,
как  говорил   император,  отморожены  или  по   крайней  мере  закоченели.
Усталость, упадок  духа, действие морозов, страх  замерзнуть дошли до такой
степени,  что  императору  было  прислано  много жалоб  на  офицеров,  даже
гвардейских и артиллерийских, которые до Вильно проявляли особенную энергию
и  особенное  рвение  и  привели в  Вильно  свои  роты  и  батареи в  почти
неприкосновенном  виде, заслужив  похвалу начальства.  Согласно донесениям,
эти  офицеры, когда  надо было  покидать Вильно,  громко заявляли,  что они
дальше не  пойдут, что у них нет больше сил  и что они предпочитают попасть
здесь в  плен, чем погибнуть от холода и  голода на дороге. Эти подробности
произвели на императора большее впечатление, чем размеры наших потерь. Я не
могу описать,  с каким нетерпением он ждал  сообщений от герцога Бассано, а
еще  больше  его  приезда,  чтобы  узнать, действительно  ли  он  уничтожил
фальшивые  русские  ассигнации [313] , которые  имелись  у  него в  Вильно.

- Они  были способны забыть их там, - сказал  мне император, - или поручить
кому-нибудь  их уничтожение.  Но то  лицо, которому дадут  такое поручение,
постарается воспользоваться этим, и будет более чем неприятно, если русские
обнаружат эти ассигнации.

По словам императора, он  знал из частного донесения, что после его проезда
через Вильно эти деньги  были пущены в оборот; это сообщение и было главной
причиной  его  беспокойства. Должен  сказать,  что это  признание в  первый
момент  оглушило  меня  до  такой степени,  что  я  не  совсем понял  слова
императора, и он должен был повторить их мне.

Узнав  об эвакуации Вильно,  император тотчас  же понял все  последствия, к
которым она  могла привести.  Герцогство Варшавское оказалось  под угрозой;
где  будет конец беспорядку?  Трудно было  предсказать это, так  как депеши
короля и штаба не  сообщали ничего успокоительного о принятых мерах. Тем не
менее император, быстро принимавший  решения, как только он видел, что делу
помочь нельзя, сказал мне:

-  Это -  поток; надо  предоставить ему  свободу. Он остановится  сам собой
через несколько дней.

Император высказал  также мысль, что в  этом отступлении есть положительная
сторона,  так как там  много болезней,  и, отступая, солдаты  отдаляются от
источника заразы. Возможно даже, что чума произведет впечатление на русских
и не позволит им двигать свою армию вперед. К тому же положение нашей армии
на 31  декабря, несмотря на наши  бедствия, могло внушить некоторую надежду
на  то, что  беспорядок и  дезорганизация приближаются  к концу, так  как у
армии  были опорные пункты,  а морозы,  которые причиняли нам  столько зла,