кровью жертвенных животных, почернела и  запеклась,  как  кострище.  Рядом
стояли идолы поменьше, тоже темные, щелястые, зловещие.
     Капище было окружено забитыми в  землю  кольями,  на  которых  белели
черепа животных - быков, баранов,  свиней.  Только  медвежьих  и  кабаньих
черепов не было на ограде. Лесных зверей вятичи почитали почти что наравне
с идолами, вылепленными из глины медвежьими лапами украшали свои избы.
     Ни один дружинник не ступил на священную для  вятичей  землю  капища.
Так приказал князь Святослав, посоветовавшись  с  воеводами.  Чужих  богов
обижать нельзя. Чужие боги могут жестоко отомстить за обиду.  Вятичи  тоже
не простят пришельцам, если они нанесут ущерб святыне. А  князь  Святослав
надеялся сойтись со здешними старейшинами на мире, а  не  на  войне.  Хоть
далеко земля вятичей от Киева, но люди в ней не чужие,  одного  с  другими
славянами языка и племени.
     И деревню князь не велел трогать, выбрал  место  для  стана  поодаль,
посередине поляны.
     Как всегда в чужой земле, воины вырыли  вокруг  стана  глубокий  ров,
поставили на краю частокол из  заостренных  кольев,  сколотили  деревянные
мостки, чтобы самим можно было быстро выбежать в поле. Вечером они загнали
коней в ограду и сами укрылись в  стане,  как  в  крепости.  Только  копья
сторожевых ратников тихо покачивались над частоколом.
     Ночь прошла спокойно. Перед рассветом сторожевым ратникам  почудилось
шевеление  за  рвом.  Там  скользили  какие-то  неясные  тени,   слышались
приглушенные голоса.
     Известили  князя.  Он  долго  стоял  у   частокола,   вглядывался   в
предрассветный сумрак  и,  угадав  присутствие  в  поле  множества  людей,
удовлетворенно рассмеялся: хитрецы-вятичи собрались-таки к своему капищу!



                          4. ЗЕЛЕНАЯ ВЕТКА МИРА

     Коршуны  кружили  над  поляной,  и  в  их  неторопливом  полете  было
ожидание. Когда вместе  собиралось  так  много  людей,  после  них  всегда
оставалась вкусная еда.
     Коршуны ждали своего часа.
     С высоты птичьего полета на поляне были отчетливо видны два  огромных
кольца, одно внутри другого. То кольцо, что было поменьше, отливало  сизым
блеском железа, щетинилось колючками копий. Это за рвом, желтевшим  свежим
песком, изготовилась к бою дружина князя Святослава.
     Наружное большое кольцо колыхалось множеством простоволосых  голов  и
меховых шапок, красно-коричневыми  пятнами  щитов,  сплетенных  из  ивовых
прутьев и обтянутых бычьей кожей, матовыми отблесками топоров и  камышовой
порослью охотничьих рогатин; оно то сжималось,  то  разбухало  в  стороны,
пенилось,  словно  мутный  речной  прибой,  готовый  захлестнуть  островок
княжеского  воинского  стана.  Множество  вятичей  из  ближних  и  дальних
деревень  сошлись  вместе,  чтобы  прогнать  чужих  людей  от  капища  или
умертвить их.
     Впереди  вятичского  воинства  стояли  признанные  храбрецы,   дерзко
подставившие стрелам голые груди. Всю одежду их составляли холщевые штаны,
туго перетянутые ремнями и заправленные в  сапоги,  а  оружие  -  огромные
топоры-секиры, такие тяжелые, что рубиться ими можно только двумя  руками.
Зато сокрушительными были удары вятичских боевых секир, они разрубали даже
железные доспехи.
     Дальше  стояли  копьеносцы,  составив  вплотную  щиты,  а   за   ними
притаились лучники - молодые воины, для которых эта битва будет первой.
     На первый взгляд вятичское войско казалось грозным  и  непреоборимым,
способным задавить врага своей многочисленностью, но князь  Святослав  был
уверен в победе. Он знал, что вятичи нестойки в рукопашном бою, потому что
кольчуги и панцири имеют немногие.  Начиная  сражение,  вятичи  устрашающе
кричат, делая вид, что собираются напасть, а на самом деле лишь  запугивая
противника. Если тот остается твердым, вятичи сами обращаются в притворное
бегство,  чтобы  заманить  в  засады.  Важно  только  не  дрогнуть  и   не
поддаваться на их  хитрости.  В  прямом  бою  княжеская  дружина  разрубит
беспорядочную толпу, как нож разрубает мягкую ковригу хлеба...
     Вот  и  сейчас  вятичи,  по  известному  обычаю   своему,   испустили
оглушительный вопль, разом качнулись вперед. И - остановились!
     Потом снова закричали все  вместе  и  снова  сделали  лишь  несколько
шагов.
     На расстоянии  перестрела  [перестрел  -  древнерусская  мера  длины,
равная полету стрелы (примерно 100 шагов] от рва вятичское воинство встало
окончательно.
     - Мыслю, на приступ вятичи не  пойдут,  -  сказал  Святослав  воеводе
Свенельду. - Пора говорить со старейшинами.
     - Пора! - согласился Свенельд.
     Протяжно, успокаивающе пропела труба в стане князя Святослава.
     Вятичи попятились, как бы приглашая выйти в поле.
     Пешие дружинники раздвинули колья частокола,  перебросили  через  ров
мостки. Сын воеводы Свенельда - старший дружинник Лют Свенельдович - вышел
за ограду с зеленой веткой в руке, знаком мирных намерений.
     Он шел под тысячами настороженных взглядов, мягко ступая сапогами  по
траве, весь облитый железом доспехов, но без меча у пояса.
     Смуглое  лицо   Люта   было   строгим   и   торжественным,   движения
неторопливыми и величественными.  Горячая  степная  кровь,  доставшаяся  в
наследство  Люту  от  матери-венгерки,  выдавала  себя  лишь  нетерпеливым
блеском узких черных  глаз.  Будто  два  мира  сошлись  в  посланце  князя
Святослава:   лихая   необузданность   степного    ветра    и    спокойная
непоколебимость  русских  лесов.  Но   сейчас   лихость   мирилась   перед
спокойствием...
     Вятичи продолжали пятиться, расходясь в стороны и освобождая дорогу к
кучке старцев в длинных  белых  плащах  и  меховых  шапках  -  старейшинам
вятичских родов.
     Старейшины стояли, одинаково опираясь на посохи, и молча смотрели  на
Люта. В их глазах  не  было  ни  страха,  ни  удивления  -  только  гордая
уверенность.
     Лют положил березовую ветку к ногам старейшин  и,  отступив  на  шаг,
поднял обе руки, показывая всем, что пришел без оружия.
     Повинуясь едва заметному жесту одного из старейшин, молодой вятичский
воин бережно  поднял  ветку  с  земли.  Лют  облегченно  вздохнул:  вятичи
согласны говорить о мире!
     Рабы князя Святослава  расстелили  на  лугу  большой  пестрый  ковер,