кровлями, развевались на ветру  лошадиные  хвосты,  привязанные  к  концам
длинных жердей - бунчуки. Сколько бунчуков  торчало  над  юртами,  столько
сотен воинов было в стане.
     Из-за  телег  высыпала  толпа  печенегов  с  пронзительными  криками,
размахивая топорами и обнаженными мечами, побежали навстречу  дружинникам,
грозя растерзать, затоптать в пыльную землю, изрубить в куски...
     Лют и его спутники остановились, захлестнутые бушующей толпой, и  уже
прощались  с  жизнью  -  столь  устрашающей  была  ярость  обступивших  их
печенегов. Всадники, которые встретили  посольство  в  степи,  отталкивали
своих  соплеменников  ударами  копий,  тоже  что-то  кричали,   но   толпа
продолжала напирать.
     Вопли, визг, лязг оружия, испуганное конское ржание.
     Но вот из стана выехала  группа  всадников  в  блестевших  на  солнце
доспехах,  в  круглых  железных  шлемах,  над  которыми  колыхались  пучки
разноцветных перьев, и толпа вдруг  отхлынула,  злобно  ворча.  Это  вожди
печенежского племени.
     Лют Свенельдович вторично за сегодняшний день возблагодарил  бога  за
избавление от верной смерти. Сколь  дики  и  свирепы  печенеги,  если  так
встречают даже послов!  И  сколь  опасны,  если  выходят  на  ратное  поле
врагами! И сколь мудр князь Святослав, не пожелавший видеть в них врагов!
     Мимо расступившихся печенегов, которые продолжали  угрожать  оружием,
но больше не кричали из уважения к своим вождям, послы проехали  к  белому
шатру главного вождя, которого печенеги называли великим князем.
     Печенежский князь оказался тучным белолицым мужчиной. Волосы  у  него
были светлыми, необычными для степняка, а жирные плечи обтягивал полосатый
шелковый халат. Если бы не железный шлем с перьями и сабля,  заткнутая  за
серебряный пояс, его можно было бы  принять  за  купца.  Лют  Свенельдович
видел подобных купцов в Киеве, куда они приезжали с персидскими  товарами.
Князь возлежал на горе подушек, возле видели на корточках остальные вожди,
а позади застыли свирепого вида телохранители с обнаженными мечами.
     Дружинники внесли следом за послами подносы с дарами князя Святослава
и, поставив их к ногам печенежского князя, тихо отступили  за  спину  Люта
Свенельдовича.
     Великий князь печенегов скользнул  равнодушным  взглядом  по  дорогим
мехам, по золотым и серебряным чашам. Внимание его привлекли лишь  доспехи
и оружие: остроконечный русский шлем, кольчуга с панцирными пластинками на
груди, прямой  меч,  булава  с  острыми  шипами.  Он  шевельнул  короткими
волосатыми пальцами и подскочившие телохранители унесли оружие  в  глубину
шатра. Остальные дары расхватали вожди.
     Печенежский князь молча выслушал посольскую речь Люта  Свенельдовича,
переведенную Алком, и что-то шепнул невзрачному старичку в черной  длинной
одежде, сидевшему рядом с ложем.  Старичок  проворно  вскочил  на  ноги  и
заговорил на языке славян:
     - Великий князь из рода Ватана приветствует посла князья  Святослава.
Речь посла выслушана и дошла до сердца великого князя. Хазары такие  враги
печенегам, как руссам. Но решить, примкнут ли  печенеги  к  походу,  может
только совет всех великих князей, чьи люди и стада кочуют по  сию  сторону
Днепра. Ждите их слова. В юрте, куда вас проводят, вы найдете воду, пищу и
безопасность.
     Дружинники, кланяясь, попятились к выходу из шатра.
     Великий печенежский князь по-прежнему сидел неподвижно, как  истукан,
и взгляд его был устремлен вверх,  к  круглому  отверстию,  через  которое
видно было голубое небо.
     ...Долгое ожидание утомляет не меньше, чем бесплодная погоня. А среди
чужих людей, в душном полумраке незнакомого жилища, оно поистине  иссушает
душу и тело.
     Три томительно долгие недели Лют Свенельдович и его  спутники  видели
только бурый войлок юрты, тусклое пламя очага да хищные наконечники  копий
печенежской  стражи,  которые  покачивались  у  входа.  Часы  сливались  в
непрерывную  сонную  череду,  и  лишь  нити  солнечных  лучей,  с   трудом
пробивавшиеся сквозь дыры в обшивке юрты, возвещали о приходе нового  дня.
Перед вечером молчаливые  печенежские  воины  вволакивали  большой  медный
котел с вареной бараниной, вносили бурдюки с водой и  кобыльим  молоком  -
еду и питье на грядущий день. И только ночью,  в  полной  темноте,  послов
выводили, окружив стражей, за пределы печенежского стана на  прогулку.  За
три недели послы узнали о жизни печенегов не больше, чем увидели в  первый
день...
     Все на свете имеет конец. Пришел конец и печенежскому сидению. Послов
снова привели в большой белый шатер.  Трехнедельное  ожидание  завершилось
разговором, который продолжался  не  дольше,  чем  требовалось  проворному
человеку, чтобы переобуться.
     Тот же старичок в черной одежде произнес слова, сразу оправдавшие все
труды и тревоги посольства:
     "Великие князья из печенежских племен Ватана,  Куеля,  Маину  и  Ипая
пришли к согласному решению воевать  с  хазарами.  Пусть  князь  Святослав
начнет, а печенеги поспешат к хазарским  границам  из  тех  мест,  где  их
застанет известие о его походе. Да погибнут наши общие враги!"
     Отъезд из печенежского  стана  показался  Люту  Свенельдовичу  и  его
товарищам  вызволением  из  подземной  тюрьмы-поруба.  Они  жадно  вдыхали
степной воздух, жмурили  отвыкшие  от  солнечного  света  глаза,  горячили
застоявшихся коней.
     Домой! Домой!
     Что может  быть  желаннее  дороги  к  дому  после  таких  ожиданий  и
опасностей?
     А для Алка возвращение обернулось еще одной неожиданной радостью.  На
берегу речки Прони, ступив на русскую землю, десятник  Вест  вдруг  сказал
юноше:
     - Будь побратимом мне!
     Алка окружили дружинники - веселые, улыбающиеся.  В  серебряную  чашу
зачерпнули студеной пронской воды. Лют Свенельдович  прикоснулся  кончиком
ножа к запястьям новых побратимов. Алые  капли  крови  скатились  в  чашу,
замутив прозрачную воду. Десятник Вест и Алк по очереди  отпили  из  чаши:
сначала старший побратим, за ним - младший, и Лют торжественно произнес:
     - Брат за брата! Единым сердцем! Плечо  в  плечо!  Стремя  в  стремя!
Отныне и вечно!
     Побратимы обменялись оружием и  прошли,  обнявшись,  под  склоненными
копьями дружинников. Для отрока Алка это была дорога в дружинное братство.