а Асмуд приказал  отрубить  беглецам  головы  топором.  "Они  трусы,  если
избегают войны, - объяснил Асмуд старейшинам. - Трусы не нужны ни родичам,
ни князю Святославу".
     Все  ожидали,  что  князь  осудить  жестокость  своего  воеводы,   но
Святослав поступил иначе. Он разгневался на старейшин и сказал:
     - Асмуд выполнял мою волю. Пусть  ваши  роды  соберут  новых  воинов,
сколько было указано. Если опять не найдется храбрецов, желающих  идти  на
войну, я пошлю дружину прикажу убить всех мужчин, а женщин и детей продать
в рабство болгарским купцам. Род, неспособный  воспитать  храбрых  воинов,
должен исчезнуть!
     Многие тогда ужаснулись. Поползли  по  деревням  слухи  о  жестокости
князя Святослава и осудили его вятичи. Но воинов старейшины стали посылать
без задержки.
     Значит, князь Святослав жесток?
     Тогда как расценить вот это, к примеру?
     По поляне мчатся конные дружинники. Их ждет  Святослав  с  серебряным
кубком в поднятой руке. Кто быстрее доскачет до князя тому и награда.
     Под  варягом  Веремудом  нечаянно  споткнулся  конь.   Наездник,   не
удержавшись в седле, свалился  на  землю.  Остервенелый,  задыхающийся  от
ярости Веремуд принялся  хлестать  коня  крученой  ременной  плетью  -  по
голове, по глазам, по мягким  губам.  Конь  испуганно  ржал,  приседая  на
задние ноги, но Веремуд крепко держал его за уздечку и бил, бил, бил.
     Захрипев, конь завалился на бок.
     Веремуд несколько раз ударил его сапогом в живот, выхватил  нож...  и
упал,  опрокинутый  могучей  рукой  Святослава.   В   наступившей   тишине
прозвучали гневные слова князя:
     - Кто по злобе истязает своего коня, недостоин  садиться  в  воинское
седло! Кто сегодня обидел своего коня, завтра предаст  побратима!  Гридни,
гоните его плетями прочь!
     И побежал Веремуд, втянув голову в плечи, и дружинники  хлестали  его
плетями, пока он не скрылся в лесу. А  Святослав  склонился  к  умирающему
коню, ласково гладил его ладонью по гриве, и Алку показалось, что в глазах
у князя блеснули слезы...
     Вспоминалось и другое.
     Святослав заставил целый день и еще ночь ожидать у своей избы  вождей
сильного  племени  гузов,  а  потом   выслушал   их,   коленопреклоненных,
высокомерно и безразлично, будто не вожди перед ним, а жалкие  рабы,  прах
земной.
     Святослав без чести выгнал с пира знатного боярина Гуда только за то,
что осмелился  боярин  прежде  князя  поднять  заздравный  кубок,  нарушая
обычай. Гридни сорвали  с  боярина  бобровую  боярскую  шапку  и  почетную
серебряную гривну и вытолкали за дверь.
     Значит, князь Святослав высокомерен?
     Тогда  почему  он  прост  и  ласков  с  дружиной  и  многими  другими
обыкновенными людьми?
     Почему, не допустив к себе послов  болгарского  царя,  он  приветливо
беседовал с кормчими [кормчий - рулевой  у  кормового  весла,  старший  на
судне], которые пришли проситься к нему на службу? Бедно одетые,  неловкие
в движениях и в словах, речные люди казались чернью, недостойной  внимания
князя, а Святослав обласкал их...
     Почему?
     Не сразу уразумел Алк, что простота князя неразрывна с величием,  что
они едины, и это единство олицетворяет сущность самой Руси,  где  люди  не
разъединены так, как случилось в других  начавших  уже  дряхлеть  странах.
Разве осмелился бы византиец, веками воспитанный в унижении  перед  высшей
властью, просто заговорить с императором?  И  разве  императору  свободное
общение с обыкновенными людьми не показалось бы крушением  основ  империи?
На Руси - иное.
     Люди были  вчерашними  свободными  землевладельцами,  охотниками  или
воинами родовых дружин, и их предводитель не  мог  быть  иным,  чем  князь
Святослав. Мудрость Святослава  как  раз  в  том  и  заключалась,  что  он
оставался простым и понятным людям, не  теряя  величия,  был  грозным,  не
опускаясь до бессмысленной жестокости, и при этом всегда  оставался  самим
собой, потому что человек, не имеющий своего лица, не внушает уважения.
     Алк считал, что служить такому князю - счастье.
     Наверное, Святославу чем-то понравился  молодой  вятич,  и  он  часто
беседовал с новым гриднем, расспрашивал об обычаях вятичей,  о  земле,  на
которой жили эти лесные люди. Если Алк затруднялся с ответом,  поучал  без
осуждения:
     - Не знаешь, так и скажи. Не оскверняй уста ложью из желания угодить.
Спроси лучше  знающих  людей,  а  потом  расскажи.  Любознательный  знание
добудет, а лживый и ленивый, если знает - забудет.  Ленивых  и  лживых  не
люблю....
     Однажды, остановившись  у  коричневого  торфяного  озерка,  Святослав
сказал задумчиво:
     - К воде меня тянет. Чтобы много было воды. В Днепре  много  воды,  в
вашей Оке тоже, но вода бегущая, неласковая. Здесь вода  стоячая,  темная,
недобрая. До теплого моря хочу дойти, до синей  воды,  где  плавали  ладьи
отца моего, князя Игоря Старого. И не путником мимоезжим прийти к морю, но
стать на берегах его крепко...
     Алк не нашелся, что  ответить.  Князь  ничего  вроде  не  спрашивает,
раздумывает вслух. Но слова о теплом море словно вошли  в  душу,  и  юноша
выпалил звонко, по-ребячьи:
     - Я тоже хочу, чтобы было теплое море!
     Святослав рассмеялся. Ему вторил воевода Свенельд, упершись  ладонями
в бока и раскачиваясь от смеха всем грузным телом. Смущенный  Алк  опустил
глаза.
     - Если ты, княже, прикажешь...
     - А что? Может  и  прикажу,  -  вдруг  серьезно  сказал  Святослав  и
повернулся к воеводе. - Слышишь, воевода, о чем  отрок  мечтает?  Подальше
глядит, чем иные седобородые мужи. Иные ведь  думают,  что  сверну  я  шею
хазарскому царю и обратно в леса упрячусь. Знаешь ты  таких  недомысленных
мужей, воевода?..
     - Как не знать, княже! А имена им... - И воевода  Свенельд  замолчал,
оглянувшись на Алка.
     Алк поспешно отбежал на десяток шагов:  понял,  что  между  князем  и
воеводой начнется тайный разговор, который не должны слышать даже  ближние
гридни-телохранители.
     За последнее время таких разговоров было много. Войско  готовилось  к
весеннему походу на Хазарию.