время следом за ними входили молчаливые арсии с широкими секирами в  руках
и выкидывали за порог, к ногам потрясенной толпы, отрубленные головы  слуг
Кагана. Тогда люди могли пройти чередой по комнатам дворца, но могилы были
уже зарыты, и никто не догадывался, где похоронен Каган.
     Сколько бы не прошло лет,  каждый  путник  обязан  был  склониться  в
поклоне перед погребальным дворцом Кагана, а всадники спешивались  и  шли,
ведя в поводу коня, пока дворец не скрывался из глаз.
     Вера в Кагана была требовательной и беспощадной.
     Если дела в Хазарии шли хорошо, люди прославляли  своего  Кагана.  Но
если случалась засуха или поражение на войне, то знатные вельможи и  чернь
собирались толпами к дворцу царя  и  кричали:  "Мы  приписываем  несчастье
Кагану! Божественная сила Кагана ослабла, и он бесполезен  для  нас!  Убей
Кагана или отдай нам, мы сами его убьем!"
     И Кагана убивали, если царь по какой-либо причине  не  брал  его  под
защиту...
     Нового Кагана выбирали из одной и той же знатной, но не очень богатой
семьи. Хазары считали, что Каган, воспитанный  в  роскоши,  не  будет  как
следует заботиться о благосостоянии народа. Рассказывали, что на одном  из
рынков Итиля можно было увидеть молодого человека,  продававшего  хлеб,  о
котором знали, что это будущий Каган.
     Вновь  избранный  Каган  уединялся  с   царем   и   четырьмя   самыми
могущественными хазарскими беками в круглой  комнате  без  окон,  с  узкой
дверью,  которую  сторожили  арсии  с  обнаженными  мечами.  Никто,  кроме
немногих избранных, не знал, что там происходило.
     А происходило вот что: царь накидывал на шею нового  Кагана  шелковую
петлю и сдавливал до тех  пор,  пока  тот  не  начинал  задыхаться,  теряя
сознание. Тогда беки хором спрашивали  Кагана:  "Сколько  лет  ты  желаешь
царствовать?" Полузадушенный Каган называл то или иное число лет, и только
после  этого  его  усаживали  на  золотой  трон  с  балдахином,   воздавая
высочайшие почести. Если Каган не умирал к назначенному  им  самим  сроку,
его убивали, ссылаясь на его же божественную волю. Если же  Каган  называл
непомерно  большое  число  лет,  его  все  равно  убивали  по   достижению
сорокалетнего возраста.  Хазары  считали,  что  с  годами  ум  ослабевает,
рассудок мутнеет, божественная сила становится меньше, и Каган  больше  не
может приносить пользу.
     Да, Итиль был жестоким городом. И к соседям, и к своим людям, и  даже
к божественному Кагану...
     Но зло не может продолжаться вечно. Зло несет гибель  в  самом  себе.
Неостановимые  часы  истории  отсчитывали  последние  месяцы  Хазарии.   В
вятичских лесах собиралась очистительная гроза...



                               9. ИДУ НА ВЫ!

     После  возвращения  из  печенежских  степей  Алк   стал   гриднем   -
телохранителем  князя  Святослава,  так   высоко   оценил   князь   успехи
посольства.
     Обильными снегопадами, лесным  морозным  треском  и  метелями  прошла
северная  зима.  Наступила  весна  965  года,  канун   хазарского   похода
Святослава.
     Алк много узнал и передумал за  это  время.  Мир  его  расширился  за
пределы родных лесов. В дружине князя Святослава собрались  люди  бывалые,
много повидавшие, из разных земель и городов.
     Из рассказов дружинников юноша узнал о славных русских городах  Киеве
и Новгороде, о неприветливой скалистой  земле  варягов  [земля  варягов  -
Скандинавия],  откуда  выбегали  на  морские  просторы  хищные  остроносые
корабли грабителей и купцов, о Студеном море  [Студеное  море  -  Северный
Ледовитый океан], над которым полгода стоит день, а полгода -  ночь.  И  о
теплых морях  рассказывали  дружинники,  восхищаясь  богатством  Царьграда
[Царьград (Константинополь) - столица Византийской империи]  и  насмехаясь
над высокомерием и лукавой лживостью византийцев.
     Дальние страны представлялись Алку в облике знакомых людей.
     Земля варягов  казалась  ему  похожей  на  злого,  алчного  Веремуда,
мечтавшего только о добыче, а  Византия  -  царьградского  купца  Антония,
немощного, изнемогавшего после самого малого перехода,  но  взиравшего  на
всех окружающих со скрытым презрением, как на темных варваров. А  Студеное
море, наверно, походило на скуластого раба из неведомого северного  народа
весь, который старательно прятался от  прямых  солнечных  лучей  солнца  и
тянул бесконечную песню, тоскливую, как февральская метель...
     Алк размышлял над огромностью и многообразием мира и верил, что  Русь
- середина мира, а все остальные земли вокруг нее,  как  шелестящие  ветки
вокруг ствола дерева, зыбкие и  непостоянные.  Здесь,  на  Руси,  истинный
корень жизни...
     Как и остальные гридни-телохранители, Алк теперь  постоянно  был  при
князе, слушал его речи, приглядывался к нему, но так и не сумел  до  конца
понять своего господина. Сложным и противоречивым был князь Святослав, его
слова и  поступки  порой  казались  непонятными,  и  только  после  долгих
раздумий Алк улавливал какую-то внутреннюю последовательность, да и то  не
всегда.
     В домашнем обиходе князь Святослав был прост. Ел из дружинного котла,
а в походе довольствовался, как все воины, куском  поджаренного  на  углях
мяса. Одевался в простую белую рубаху. Голову часто  оставлял  непокрытой.
Ходил босиком по утренней росе и громко свистел,  подзывая  коня.  Гридней
своих называл по именам, будто добрых товарищей. Поощряя отличившегося,  с
размаху хлопал тяжелой ладонью по плечу и весело смеялся, если кто не  мог
удержаться на ногах от этой могучей ласки. Любил сидеть вечерами у  костра
и слушать песни гусляров о подвигах предков.
     Казалось, Святослав ничем не выделяется из дружины, что он не  князь,
а лишь уважаемый старший брат в дружинном сообществе, плоть от плоти его.
     Но это только казалось...
     Когда Святослав сдвигал брови и хмурился, мгновенно замолкали вольные
голоса. Отмеченные почетными боевыми шрамами дружинники боязливо пятились,
не смея поднять глаза, и будто  незримая  стена  вырастала  между  ними  и
князем.
     Неожиданными казались некоторые поступки Святослава, и Алк терялся  в
догадках, пытаясь осмыслить их.
     Однажды к князю пришли вятичские старейшины с реки Пры  -  жаловаться
на воеводу Асмуда.  Воевода  набирал  там  воинов,  но  некоторые  молодые
охотники спрятались в лесные убежища. Их долго искали, но все-таки  нашли,