Киеве, властелином своего сердца эта красавица?
     Варяги грубы, славяне полудики...
     А если Дир, его названный брат?
     Ужас объял Аскольда.
     Да! Он сотрет с лица земли и Дира...
     Эта мысль успокоила так  неожиданно  влюбившегося  скандинава,  и  он
снова погрузился в сладкие мечты, так погрузился, что не слыхал даже,  как
вошел к нему Всеслав.
     - Княже! - воскликнул тот.
     Аскольд вздрогнул и быстро обернулся на этот зов.
     - Это ты - Всеслав? Что она?
     - Кто?
     - Твоя сестра!
     - Она прислала меня благодарить тебя за твою ласку к ней...
     - Стало быть, ты устроил ее хорошо? Ты не жалей, Всеслав, ничего  для
нее... Слышишь, чтобы все, что ни пожелает она, было у нее... Я так хочу.
     Всеслав с удивлением глядел на своего князя.  Таким  возбужденным  он
еще никогда не видал его и теперь не понимал даже, что такое  вдруг  могло
приключиться с Аскольдом.
     - Что с тобой, княже? - не скрывая своего удивления, спросил он его.
     - Что?
     - Ты какой-то особенный! Таким я тебя никогда еще не видал...  Здоров
ли ты?..
     - Да, да, здоров... Расскажи мне о ней, о твоей  сестре.  Кто  у  нее
остался там в Византии?
     - Да что же я тебе могу сказать? Это бы нам самим посмотреть надо!
     - Самим?
     - Конечно же! Струги готовы, рать  славянская  и  варяжская  собраны,
запасов хватит - вот и пошли бы мы туда посмотреть...
     - Ах, ты опять о том же! Да ведь это - дело решенное!..
     - Решенное-то решенное, а по  нашей  славянской  пословице  -  отклад
нейдет на лад... Мы все собираемся, а в путь дорогу не двигаемся...
     - Тебе-то что?
     - Как что? А знаешь ли ты, князь, что  византийцы  убили  так,  из-за
ничего, моего отца... Они держат в позорном плену мою дочь и сына...
     - Как, Изока?
     - Сестра сообщила мне, что и сын мой, и дочь томятся в самых страшных
подземельях проклятой Византии [для славян понятие "Византия" было  вполне
тождественно Константинополю; столицу они и в то время, и  после  называли
именем ее государства].
     - Я ничего не понимаю...
     - Ты верь моим словам только...
     - Я глубоко сочувствую тебе, Всеслав. Ты знаешь, как  я  и  Дир  тебя
любим!..
     - Тогда помогите мне вызволить моих кровных!  Помни  князь,  что  вся
дружина желает этого, только ты противишься...
     - Хорошо! Хорошо! Я поговорю обо всем этом с твоей сестрой.
     Всеслав усмехнулся.
     - Видно, женщина, князь, тебе ближе и дороже, чем  испытанный  верный
слуга и друг.
     Аскольд весь вспыхнул, но все-таки поборол свой гнев и сдержался.
     Ведь это был ее брат!..



                               8. ОПАСНОСТЬ

     Аскольд переживал первую весну своей любви.
     Он  был  счастлив,  чувствовал  это,  и  все   его   страхи   куда-то
далеко-далеко ушли от него, а их место заняла лучезарная радость.
     Дир не оправдал его подозрений.
     Он, как и все другие в Киеве, преклонялся пред чудной  красотой  Зои,
но сердце его молчало при виде этой красоты. Аскольд  понял  это  чувством
влюбленного ревнивца и успокоился. Дир ни в чем не изменил  своего  образа
жизни. Он был ласков и предупредителен с Зоей, но  ее  общество  вовсе  не
думал предпочитать пирам и охотам, и на первых, от которых теперь удалялся
Аскольд, предпочитая им беседы с Зоей, он с  большим,  чем  его  названный
брат, успехом занимал первое место.
     Дружина же роптала.
     Для всех - и норманнов, и славян -  стало  очевидным,  что  их  князь
сохнет и сходит с ума по дочери старого Улеба.
     - Когда же на Византию? Все готово! - горланил старый Руар.
     - Из-за бабы все позабыл!
     - Вот принесло ее на беду к нам!..
     - И чего это Всеслав  смотрит?  Ведь  всем  известно,  что  его  дети
томятся у проклятых византийцев.
     Всеслав и сам сперва думал, что дело очень неладно.  Он  начинал  уже
косо поглядывать на сестру.
     "Я ожидал, что она поможет мне, - с  тоской  думал  он,  -  а  она  -
ничего... Эх, придется на Ильмень посылать, не по нас такие князья!"
     Однако ему скоро пришлось переменить свое мнение о Зое.
     Она сама вывела его из заблуждения.
     Молодая женщина уже давно замечала, что брат ее хмурится. Она  смутно
догадывалась о причинах этого, но пока не разубеждала брата. Дело  в  том,
что и в любви Аскольд оказывался таким же нерешительным, как  и  в  ратных
делах.
     Зоя видела, что князь влюблен в нее. От ее женского внимания не могло
это укрыться. Мало этого, она сама чувствовала,  что  Аскольд  завоевывает
все большее и большее место в ее сердце, и с нетерпением ждала  объяснения
со стороны влюбленного  скандинава.  Но  этого  объяснения  все  не  было,
Аскольд не решался на  него,  а  какая  же  женщина,  да  еще  славянская,
решилась бы первая идти к мужчине и говорить ему о своей любви?
     Наконец она почувствовала, что им нужно объясниться.
     Но как?
     Тогда ей пришло в голову воспользоваться недовольством брата.
     - Что не весел, Всеслав? - спросила она его, улучив время, когда брат
зашел к ней в опочивальню как он всегда делал  в  последнее  время,  перед
отходом ко сну.
     - Отчего же мне быть веселым? - угрюмо ответил тот.
     - Скажи мне, что у тебя на душе?