законной жены, уроженки Сеговии; что Гонсало должен считаться  арагонцем  и,
следовательно, имеющим возможность пользоваться всеми  правами  королевства;
хотя он родился в Сеговии, городе в Кастилии, но это  обстоятельство  должно
быть сочтено случайным, так как его мать временно оказалась в  этом  городе,
когда родила его, а  отец  покинул  Монреаль  только  по  делам  королевской
службы.
     XX. Четвертый документ  был  информацией,  произведенной  в  Калаоре  7
февраля  и  в  последующие  дни  этого  месяца  1567  года  перед   светским
королевским судом по прошению Елизаветы Перес, родом из Сеговии,  и  Антонио
Переса, ее племянника, государственного секретаря Филиппа  II,  относительно
их дворянского звания и чистоты их  крови.  Из  информации  вытекает,  между
прочим,  что  Бартоломео  Перес,  секретарь   инквизиции,   отец   Елизаветы
(Изабеллы) и ее брата Гонсало и  дед  ее  племянника  Антонио,  предъявил  в
Калаоре доказательства, что его семья благородного происхождения, что он был
признан как дворянин и кавалер и  имел  право  присутствовать  на  собраниях
городского дворянства. Один из свидетелей прибавил еще, что  Доминго  Перес,
уроженец  и  житель  Монреаля,  брат  Бартоломее,  отправился  в  Калаору  и
поссорился со своим братом из-за дворянского титула, который каждый  из  них
хотел удержать для себя.
     XXI. Этот документ совпадает с  тем,  что  показали  многие  свидетели,
выслушанные по требованию прокурора, когда он  взялся  доказать,  что  Перес
происходит от еврейских предков. Они заявили, что знали Доминго Переса, дядю
Гонсало; последний, проезжая через Монреаль, чтобы отправиться в  Монсон  на
собрание кортесов вместе с императором, остановился не  у  него,  а  в  доме
другого родственника, которого они называли Доминго  Тирадо.  Действительно,
он  был  дядей  его  отца  Бартоломее  Переса,  через  Марию  Тирадо,   мать
последнего. Наконец, было доказано  в  результате  следствия,  что  упрек  в
еврейском происхождении Переса был лишь клеветой.
     XXII. Инквизиторы обещали в своем декрете сделать  для  вдовы  и  детей
Антонио  Переса   все   зависящее   от   трибунала,   что   будет   отвечать
справедливости. Но они не выполняли своего обещания с  14  февраля  (дня  их
последнего решения) до 25 октября, когда первый  свидетель  был  выслушан  в
Сарагосе. Пусть  сравнят  эту  медленность  с  поспешностью,  приложенной  к
декретированию в Мадриде 21 мая 1591 года мер об аресте и заключении  Переса
в тюрьму святого  трибунала,  которые  были  исполнены  на  другой  день  на
расстоянии в пятьдесят миль. Дон Гонсало протестовал 10 марта, 28 апреля,  9
июня, 29 августа, 17, 24 и  27  сентября,  1  и  21  октября  против  такого
медленного движения правосудия. Но  судьи,  тираны  и  бесчувственные  люди,
равнодушно взирали на слезы нищеты и жалобы оскорбленной чести. Своим  плохо
скрываемым презрением к Гонсало, которого они видели в бедности,  принуждали
его отказаться от розыска бумаг и от расспросов  свидетелей,  чьи  показания
требовались, потому что их считали важными. Все так и шло, и инквизиторы  не
принимали  во  внимание  ни  одной  из  многочисленных  докладных   записок,
представленных доном Гонсало. Они должны были радоваться успеху интриги, так
как  увидали,  что  дон  Гонсало   отказывается   от   своих   претензий   и
удовлетворяется показаниями свидетелей, которых можно отыскать  в  Сарагосе,
только бы скорее довели его процесс до рассмотрения и вынесли  окончательный
приговор о реабилитации, чтобы он мог вернуться в Мадрид, где его несчастная
мать лежала больною и  боялась  умереть,  как  ее  муж,  оставив  детей  под
бременем заклеймившего их приговора.
     XXIII. Первоначальные уставы инквизиции  повелевали,  чтобы  инквизиция
заботилась о содержании детей мужского пола и о браке дочерей,  присужденных
к  релаксации.  Но  инквизиторы  не  обращали  никакого  внимания   на   это
распоряжение, потому что их гордость была бы  сильно  задета  разговорами  о
том, что трибунал ошибся. Их пристрастность была так очевидна, что 12 апреля
прокурор имел жестокость обвинить Гонсало в том,  что  он  носит  одежду  из
тонкой материи, что, по его словам, было запрещено ему как жертве приговора,
осуждавшего его отца на позор. Этот  варвар  не  подумал  даже  о  том,  что
законодатель инквизиции не мыслил наказание  так  широко  и  что  закон  был
составлен для преступника, а не для его детей.
     XXIV. Наконец, было решено выслушать свидетелей  в  Сарагосе  и  других
городах  ее   округа.   Результат   этой   меры   укрепил   уже   полученные
доказательства, что Антонио Перес не был незаконным сыном дона Гонсало и  не
происходил  из  еврейской  расы;  в  остальном  он   был   вполне   оправдан
документами, предъявленными его детьми, а адвокат с  помощью  извлечения  из
оглашенных свидетельских показаний и обвинений прокурора показал, что  шесть
или восемь статей, расследование коих принадлежало святому  трибуналу,  были
основаны на показании лишь одного человека; если бы даже они были верны, это
говорило бы  лишь  об  отчаянии,  свойственном  удрученным  душам,  а  не  о
продуманных и своевольных убеждениях. Но что можно было бы сказать, если  бы
можно было  видеть  процесс  в  подлинных  материалах  и  читать  документы,
пропущенные в этом извлечении, потому что они были слишком благоприятны  для
подсудимого?
     XXV. Казалось согласным с законом, чтобы  прокурор,  увидав  результаты
протоколов, согласился на отмену первого приговора. Однако, когда дело  было
достаточно исследовано, он сказал 11 февраля 1615 года,  что,  узнав,  будто
судьи готовы пригласить юрисконсультов  и  вынести  окончательный  приговор,
потребовал отсрочки его, потому что предполагает написать речь,  опирающуюся
на юридические доказательства, и сообщить ее юрисконсультам. В  самом  деле,
14 марта он представил  ее.  Но  этот  документ  доказал  только  невежество
общественного обвинителя, его лживую логику и злоупотребление  разрозненными
тезисами и  даже  именами  регистраторов  святого  трибунала,  которые  были
другого мнения, чем он. Так как судьи разделяли его мнение,  они  голосовали
16 марта против ходатайства детей Переса. Я с изумлением  читаю,  что  судьи
были единодушны в своем решении,  поскольку  встречаю  среди  юрисконсультов
знаменитого  доктора  дона  Хосе  де  Сесе,  регента  королевской  аудиенции
Арагона, человека действительно ученого,  которого  впоследствии  инквизиция
преследовала за труды. Правда, этот юрисконсульт был мало знаком с сущностью
процессов по делу ереси.
     XXVI. Инквизиторы ничем не пренебрегли, чтобы убедить верховный  совет,
что они внимали только голосу правосудия в  вынесенном  приговоре.  Но  этот
трибунал состоял тогда из людей, не похожих на судей 1592 года  и  способных
видеть  лучше,  чем   инквизиторы   Арагона,   что   политические   причины,
заставлявшие преследовать Антонио Переса,  более  не  существуют.  Верховный
совет  кассировал  приговор  7  апреля  и  заявил  следующее:  "Ввиду  новых
документов, полученных в процессе, отменяется приговор,  осуждавший  Антонио
Переса, и все в  нем  содержащееся  и  выраженное;  его  память  объявляется
оправданной, его детей и их потомство восстановленными в  праве  пользования
служебными местами  и  почетными  должностями,  так  что  обвинительный  акт
прокурора и его последствия не нанесут никакого ущерба чистоте  их  крови  и