не только инквизиторы, но  и  несколько  адвокатов,  чтобы  избежать  ошибки
канонистов.
     Поднят  был  седьмой  вопрос:  допустимо  ли  чувствовать  неприязнь  к
обращенным и лишать их должностей и санов,  потому  что  они  происходят  от
поколения евреев? В этом вопросе было много разногласий, так  как  некоторые
из присутствовавших не желали разговаривать об этом  предмете,  потому  что,
по-видимому,  были  враждебно  настроены  по   отношению   к   людям   этого
происхождения.  Но  в  моем  присутствии  (сказал  король   Пруденциан)   не
осмелились  высказать  словами  свое  настроение,  и  богословы  взялись  за
установление истины. Один из старейших сказал:  есть  правило  не  только  у
богословов, но и у философов,  что  в  тех  вещах,  которые  не  зависят  от
человека, не допускается ни похвала, ни порицание, например, красив ли кто и
ловок или уродлив  и  неповоротлив,  здоров  ли  всем  существом  или  имеет
какие-либо недостатки, имеет ли он то или  другое  происхождение,  дворянин,
крестьянин, новообращенный. Если бы зависело от человека выбирать  по  своей
воле, каждый выбрал бы то, что более в чести у людей,  и  поэтому,  если  бы
случилась ошибка или беда, он был бы виноват, поскольку мог поступить иначе,
но не сделал этого. Но так сотворил Бог, который не  может  ошибаться,  имея
беспредельную  мудрость,  и  не  может  делать  зла,  потому  что   обладает
величайшей благостью, и не сделал иначе не по бессилию, так как он всемогущ.
Поэтому нет вины в том, что один имеет одно происхождение, а другой  другое.
Зачем же мы виним или имеем неприязнь к созданиям  Божиим  за  то,  что  Бог
действовал в них по своей воле, мало ценим их, унижаем и бесчестим? Это грех
для христианина не судить хорошо о делах Божиих, и, как говорит св. Павел, у
Бога нет различия между иудеем и эллином, откуда бы они ни  произошли,  если
они хорошие христиане. Раньше мы любили и почитали обращенных в нашу  святую
веру, от кого бы они ни произошли, и хорошо обращались с  ними,  потому  что
они отошли от своих заблуждений к истине нашей веры, чтобы они радовались  и
воодушевлялись быть лучше и не  раскаивались  бы  в  своем  обращении,  видя
дурное обхождение. Другие перестали обращаться, говоря: "Если я  обращусь  в
христианство, меня будут так же называть евреем или мавром, как и раньше;  я
предпочитаю оставаться среди тех, которые  меня  почитают,  чем  среди  тех,
которые дурно обходятся со мной за то, что я вошел в  их  общество".  Отсюда
произошел большой вред для Церкви Божией. Поэтому на  вопрос  ответили,  что
обратившиеся к нашей вере, какого бы они ни были происхождения, не должны ни
быть в унижении, если они добродетельны, ни  лишаться  должностей  и  санов,
если только не будут отрешены по закону. То же самое сказано было о детях  и
внуках осужденных за преступление ереси,  потому  что  они  исключены,  хотя
происходят от старинных христиан, от дворян и рыцарей, так  как  закон  всех
равняет. Канонисты ответили, что мнение богословов согласно  с  каноническим
правом; что на этот  случай  имеется  много  текстов,  которые  дают  то  же
решение, что и богословы. Поэтому во всех делах те и другие равны, если  они
добродетельны и хорошие христиане.
     Возник восьмой вопрос: нужно ли вводить новшества  в  дела  инквизиции?
Некоторые ответили отрицательно, потому что это показало бы, что  в  прошлом
вели дела нехорошо. Другие возразили, что следует  иметь  больше  усердия  и
больше уважения к служению Богу и спасению душ и к лучшему управлению делами
инквизиции, чем к мирской чести; если в  чем-либо  и  когда-нибудь  возможно
лучшее решение, то будет признаком мудрости оставить  привычное  ради  более
полезного, лучшего и выгодного - тем более когда  обнаруживается  в  прошлом
ущерб и надежда возлагается на перемену. В одеждах, в приготовлении пищи,  в
приемах еды без всякого смущения и  стыда  мы  оставляем  прежние  обычаи  и
употребляем кажущиеся нам лучшими, тем более  что  сообразно  различию  эпох
следует изменять и человеческие законы. Возможно, что  в  прошедшие  времена
то, что  делалось,  было  полезно,  а  теперь  не  подходит.  При  замещении
инквизиторов богословами можно распорядиться так, чтобы они не отрешались от
исполняемых  обязанностей,   а   при   освобождении   какой-либо   должности
инквизитора назначать богословов,  а  пока  они  будут  назначены  в  каждый
трибунал инквизиции, один будет богослов, а другой канонист. Где  оба  будут
канонистами, для принятия показаний доносчиков и признания обвиняемого пусть
берут в товарищи  богослова,  который  научит  их,  как  следует  поступать.
Мало-помалу все устроится, и Господу нашему будет лучшее  служение,  и  души
спасутся, и будут покинуты заблуждения христианства,  и  инквизиторы  станут
поступать, как должно. После  этих  определений  я  сказал  (говорит  король
Пруденциан) великому инквизитору и всем бывшим на собрании: я  желаю,  чтобы
все живущие в моем царстве избавились от греха и стали хорошими христианами,
чтобы спастись и служить Богу, а не  быть  осужденными  на  потерю  чести  и
имущества. Так как дела инквизиции велись очень сурово, я думаю, что  многие
не рискнули обнаружить  заблуждения,  в  которые  они  впали;  поэтому,  мне
кажется, было бы хорошо многим очиститься от лежащего на  них  греха  в  три
срока по шестьдесят дней, как делалось вначале, когда появилась  инквизиция.
Всех, кто  добровольно  объявит  свою  вину,  пусть  разрешат  от  ересей  и
заблуждений, как бы они ни были  велики  и  тяжки,  наложив  на  них  тайную
епитимью за их проступки так, чтобы они не были унижены и не лишились ничего
из своего имущества. Денежный штраф с них не должен превышать одного дуката.
А бедные и малоимущие должны быть отпущены с одной  епитимьей,  которую  они
отбудут или у  себя  дома,  или  тайно  в  присутствии  только  секретаря  и
инквизиторов в зале заседания  трибунала.  Таким  образом,  все  совершившие
проступки ереси объявят свою вину, получат отпущение  и  будут  в  состоянии
служить Богу и  спасти  свои  души.  Великий  инквизитор  и  все  бывшие  на
совещании  отвечали,  что  это  дело  моего  великого  человеколюбия,  очень
полезное для всего царства,  благодаря  чему  искоренятся  все  обнаруженные
ереси и заблуждения. Каждому из кающихся предлагалось  целительное  средство
для спасения. Так делалось во всем царстве, и вследствие этого  мое  царство
стало чисто от ересей, заблуждений и суеверий.
     С тех пор  все  делалось  согласно  постановлению  совещания:  во  всех
тюрьмах  устроены  были  капеллы,  и  в  них   ежедневно   служили   обедни,
исповедовали и причащали в Светлую седмицу, когда  передавали  осужденных  в
руки светской власти, и, когда они пожелают, не говоря  об  этом,  начальник
тюрьмы  призывал  их  к  духовнику.  Узникам  инквизиции   открывали   имена
свидетелей, они знали их и  видели,  как  они  присягали;  обвиняемых  и  их
поверенных вызывали в суд, где их  допрашивали  с  большой  внимательностью,
совершили ли они проступки, в которых их обвиняют, зная,  что  они  противны
нашей святой вере; их не осуждали за ереси, только налагали на них некоторую
епитимью и выпускали на свободу к себе домой. Со  времени  совещания  впредь
все делалось  в  инквизиции,  как  было  определено  на  совещании  великого
инквизитора  и  всех  инквизиторов  и  многих  других   ученых   богословов,
канонистов и правоведов, находившихся на собрании. При таком порядке исчезли
все заблуждения в царстве, так как каждый был рад объявить свою вину,  зная,
что с легкой епитимьей, без позора и  без  потери  имущества  и  чести,  его