процесс, как против еретика (говорит король Пруденциан), и судят его за  то,
что он утверждал, будто  они  ведут  дела  инквизиции  не  так,  как  должно
согласно закону, и наказывают его по своему произволу. Отсюда возникал страх
и у слабых и у сильных, так что не было никого, кто, видя какую-либо  ошибку
инквизиторов или их чиновников, как бы они  ни  были  велики,  осмелился  бы
сказать это, хотя многие это думали, чтобы не сочли  их  за  еретиков  и  не
взяли бы в инквизицию, и не начали бы  против  них  процесса.  Так  как  все
велось секретно, из тысячи несправедливостей нельзя было знать десятка. Хотя
совет инквизиции намеревался устранить их, он мало преуспел в этом, так как,
не зная того, что делается секретно, нельзя знать и нанесенных обид, пока не
применят средств с целью прекратить жалобы на дела, так как неизвестен ущерб
и его  причина,  а  многие,  хотя  знают  и  видят  свои  беды,  не  рискуют
жаловаться, чтобы не потерпеть горшего.  Конечно,  если  инквизитор  захочет
кому-либо повредить, он может погубить его, так что об  этом  и  не  узнают,
пока не применено особое средство, и, когда дело попадет в руки  какого-либо
инквизитора, который не принадлежит к настоящим  христианам,  будет  нанесен
великий ущерб  духовный  и  материальный.  Самое  ужасное,  что  заключенный
инквизицией в течение двух или трех лет своего заключения не слышит  обедни,
и никто не приходит к нему посоветовать, что надо сделать для его  спасения,
- сказать, что можно счесть еретиком или плохим христианином лишь того, кого
Бог не поддержит своей рукою по своему бесконечному милосердию, чтобы он  не
отчаивался в  темной  и  мрачной  тюрьме.  Они  не  довольствуются  тюрьмой,
повергающей в отчаяние заключенного, но  еще  усиливают  обстоятельства,  от
которых он становится более безутешным. О многом другом осведомил меня  один
инквизитор, тайно умоляя, чтобы я - устранил это; он говорил мне об этом для
облегчения своей совести, чувствуя  удовлетворение,  так  как  он  не  может
делать более, чем приказано любовью Божией.
     Ввиду  рассказа  этого  инквизитора  (сказал   король   Пруденциан)   я
почувствовал сильное сострадание к обиженным и отсутствие взаимной  любви  у
нас, называющихся христианами, закон коих состоит в любви к Богу и ближнему.
Однако, так как дело показалось мне  имеющим  большую  важность,  я  пожелал
посвятить его Богу и, умилившись, заняться им с состраданием и  усердием.  Я
приглашал поодиночке  некоторых  инквизиторов,  которые  пользуются  хорошей
репутацией, потому что думал, что они скажут мне всю правду. Я приглашал  их
в комнату, показывая им свое расположение и давая понять,  что  желаю  знать
правду о происходящем  в  делах  инквизиции,  чтобы  устранить  то,  что  не
делается  для  угождения  нашему  Господу   и   согласно   божественному   и
человеческому праву. Все, с  кем  я  говорил,  подтвердили  мне:  "Все,  что
сообщили Вашему Высочеству, есть правда" и рассказали о многом  другом,  что
следует устранить.
     Если земледелец или малосведущий человек приходит сообщить  что-либо  о
своем соседе (говорит  инквизитор  королю)  или  о  ком-нибудь  из  местного
населения, который не есть еретик и большей частью не совершил ни смертного,
ни простительного греха, а доносчик думает, что он еретик, то принимают  его
показание, записывают и отсылают его домой. Так как ему ничего  не  сказали,
он думает, что тот, на кого он донес, еретик, и считает ересью все,  что  он
сказал или сделал, между тем как нет ни ереси, ни большей  частью  смертного
греха. Таким образом среди малосведущих людей рождаются заблуждения,  потому
что им не объявляют правды те,  которые  поставлены  Вашим  Высочеством  для
исправления  заблуждений.  Это  происходит  потому,   что   инквизиторы   не
богословы. Если во многих случаях судьи не знают, ересь  это  или  нет,  как
могут они научить этому других? Многие поступают  ошибочно,  потому  что  не
сведущи в этом те, кто назначен  для  уничтожения  заблуждений  относительно
нашей святой католической веры. Если бы инквизитор был богословом, он мог бы
определить, является ли ересью то, что показывает доносчик, он объяснил  бы,
чтобы избавить его от заблуждения, что хотя это и  грех,  но  не  ересь,  и,
исповедав его своему духовнику, как и прочие грехи, он получит  прощение  от
Бога, и это не является предметом инквизиции; если это не грех, он сказал бы
доносчику: "Знай, брат, что сказанное тобою не грех". Таким образом они были
бы вразумлены и избавлены от заблуждений.
     Некоторые ведут себя крайне недостойно. Они многократно лгут обвиняемым
или узникам и обещают им, что, если они сознаются в том, в чем их  обвиняют,
их с незначительной епитимьей отпустят свободно домой. Многие, думая, что те
не обманывают, приходят в отчаяние и говорят сами себе: "Хотя я не  совершал
того, в чем меня обвиняют, я скажу, что сделал это, чтобы выйти отсюда". Они
сознавались в том, чего не делали, и  затем  их  осуждали  на  основании  их
признания и надевали на них санбенито, конфисковали их имущество и говорили,
что можно лгать им, чтобы они сознались в том, в чем их обвиняют.  Чиновники
инквизиции поддерживают  тех,  кто  так  лукавит,  чтобы  заставить  узников
сознаться в том, в чем их обвиняют,  потерять  имущество  и  погубить  души,
вынуждая их стать клятвопреступниками и предъявлять лжесвидетельства,  тогда
как им не следовало присягать в уголовном деле, чтобы не нарушить  клятвы  и
не подвергнуться опасности совершения смертного греха, отрицая правду, чтобы
защититься от земной  кары.  Мне  сказал  один  инквизитор  (говорит  король
Пруденциан): "Некоторые из нас чувствуют это и плачут у  себя  дома,  но  не
решаются об этом говорить, потому что такого  снимут  с  должности  и  будут
считать  подозрительным  в  делах  инквизиции.  Те,   кто   так   думает   и
добросовестны, покидают должность, если имеют средства на пропитание; другие
остаются на службе, потому что не могут иначе жить, хотя мучаются  совестью,
что исполняют службу так, как это делается теперь. Другие говорят,  что  для
них это безразлично, что так поступали их предшественники, хотя бы это  было
против божественного и человеческого права. Иные так враждебно  относятся  к
обращенным, что полагают, будто сослужат великую службу Богу, если  всех  их
сожгут и конфискуют их имущества  без  всякого  колебания.  Придерживающиеся
такого мнения не имеют другого намерения, кроме того, чтобы любыми способами
заставить их сознаться в том, в чем  их  обвиняют.  Умоляю  Ваше  Высочество
(говорит  инквизитор  королю),  устраните  это  из  любви  к  Богу,  но   не
открывайте, что это сообщил вам  я,  потому  что  сейчас  же  добьются  моей
отставки, и мне нечем  будет  существовать;  такого  сейчас  же  отрешат  от
должности, так как мне кажется, что теперешний образ действия и обращения не
вяжется с чистой совестью, хотя, пока все это будет приведено в  порядок,  я
стану поступать как можно лучше".
     После осведомления от некоторых лиц в отдельности  я  призвал  (говорит
король) великого инквизитора и всех инквизиторов царства, многих  адвокатов,
каноников, богословов, честных людей и больших ученых, чтобы сообща заняться
устранением этих недостатков и постановить на будущее время, чтобы поступали
иначе и лучше служили нашему Господу, невинным давали свободу, лжесвидетелей
осуждали и наказывали по закону возмездия (talion), а  виновных  обращали  и
исправляли таким образом, чтобы все мы спасались; для полного удовлетворения
я пожелал постоянно  бывать  на  совещании  ради  того,  чтоб  все  делалось