служителями апостольской Церкви.
     Надеюсь, прочитав эту Историю, вы прозреете и выйдете  из  заблуждения,
узнав об инквизиции еще неизвестное. Я сам принадлежу к римской католической
апостольской Церкви и не уступлю ни одному инквизитору ни в чистоте веры, ни
в желании видеть Испанию процветающей, но я все-таки искренне верю в то, что
для моей родины было бы лучше, если инквизиция снова вернулась бы под  опеку
епископата, как было много веков назад; полагаю, что это более соответствует
Священному Писанию, которое  гласит  нам  устами  апостола  Павла,  что  Дух
Святой, а не апостол Петр и не папа, "повелел епископам управлять  Церковью,
ее же стяжал честною своею кровию Господь наш Иисус Христос".
     Обо всем этом вы узнаете из  моей  Истории.  Поскольку  она  совершенно
оригинальна и исключительна по сути  изложенных  в  ней  фактов,  я  цитирую
только уже опубликованных авторов, там, где опираюсь на них, а все остальные
исходные данные взяты из рукописных первоисточников, и здесь я уже полагаюсь
на  доверие  ко  мне  публики,  впрочем,   сомневающиеся   могут   проверить
правдивость  их  изложения.  И  поскольку   цитирование   раздуло   бы   мое
исследование до невероятных размеров, я счел более  полезным  дать  в  конце
каждого тома каталог использованных мною рукописей.  Если  инквизиторы  (или
какое-либо уполномоченное ими лицо) захотят сопоставить цитируемые отрывки с
документами инквизиционного трибунала, они увидят, что  я  был  честен,  как
перед высшим Судом.
     Вам представится возможность оценить мою беспристрастность и  в  других
случаях, когда я признаю наличие у инквизиторов доброты  и  человеколюбия  и
списываю их неблагопристойные деяния на счет изначальной порочности  законов
святого трибунала, не относя их к конкретным личностям. Особенно это видно в
последних четырех главах, где мною руководит  принцип  первичного  отрицания
виновности; так у меня выходит, что инквизиторы времен правления  Фердинанда
VI, Карла III и Карла IV настолько отличаются от своих предшественников, что
нам подобает  смотреть  на  них  как  на  образец  учености,  добросердечия,
умеренности и благодушия, судя по небольшому количеству или вовсе отсутствию
жертв, хотя это и не спасло от многих других зол, ибо последователи не могут
избежать пороков системы.
     Так как История инквизиции потребует  использования  специальных  слов,
фраз,  без  которых  пришлось  бы  сильно  удлинить  предложения,   я   счел
необходимым предложить вниманию моих читателей комментарий,  находящийся  за
каталогом рукописей.
     Ввиду того, что способности и характеры у людей рознятся, кто-то  может
не согласиться, из-за господствующих предрассудков,  с  определением  жертвы
инквизиции; поэтому я счел необходимым сделать кое-какие пояснения по  этому
поводу. Прежде всего, необходимо знать, что я называю  лицо  жертвой  только
после того, как лично видел его дело в виде напечатанных  документов  или  в
виде рукописей, имеющих хождение в  большом  количестве  среди  историков  и
известных также и в более широких кругах. Но  важно  помнить,  что  честь  и
достоинство какой-либо фамилии ни в коей мере не  могут  и  не  должны  быть
унижены ни из-за того, что один из ее членов  был  осужден  инквизицией,  ни
из-за еврейского происхождения.
     Благороднее происходить от евреев, чем из дворян, ибо  среди  последних
были  те,  кто  приносил  идолам  человеческие  жертвы,  и  испанцы   только
стараниями инквизиции стали презирать евреев, отказываясь  вверять  им  свои
судьбы. В Испании по мужской линии имеют еврейское происхождение род  Ариаса
Давиды, род графов де Пуньонростро и другие  испанские  гранды,  по  женской
линии почти все. И, поднимаясь еще выше, скажу  то  же  самое  об  испанских
королях и  обо  всех  правящих  монархах  Европы,  связанных  с  династиями,
известными в истории Испании и Португалии. Не вина, а  достоинство  является
причиной поношений. Сам инквизиционный суд признавал невиновность  некоторых
приговоренных после их сожжения,  и  мы  предполагаем,  что  эти  случаи  не
единичны,  но  невозможно  найти   тому   подтверждения   из-за   отсутствия
заинтересованных лиц и доказательств или по причине сокрытия  процессуальных
бумаг. Нет стыда быть жертвой инквизиции, есть много  случаев,  когда  слава
семьи возрастала, если один из ее членов по злому навету должен  был  взойти
на костер, как это случилось с детьми несчастного Антонио Переса.
     Возможно, такие размышления несвойственны инквизиторам,  и  я  предвижу
судьбу моей книги, но вдруг  кто-нибудь  из  судей  или  цензоров  страшного
трибунала возьмет на себя труд  прочесть  этот  пролог,  который  я  завершу
цитатой из Анналов Корнелия Тацита, когда он пишет об императоре Тиберии и о
его первом министре Сеяне, пользовавшемся поддержкой  римского  сената.  "Во
времена консульства Корнелия Косса и Асиния  Агриппы  предстал  перед  судом
Кремуций Корд за восхваление в своей  недавно  вышедшей  книге  Марка  Брута
(преступление до сих пор неслыханно), а также за утверждение, что Гай Кассий
был последним римлянином. Его обвинители, Сатрий Второй и Пинарий Нат,  были
под покровительством Сеяна. Это обстоятельство было не в пользу обвиняемого,
несчастье его усугублялось еще и тем мрачным видом, с каким Тиберии выслушал
выступление перед сенатом защиты, в лице самого автора книги,  уже  готового
умереть. Кремуций Корд сказал так: "Отцы сенаторы, мне ставят в вину то, что
я написал; но нет книги, за которую меня можно было  бы  упрекнуть.  Даже  в
этой книге не к чему придраться,  ибо  я  не  написал  и  не  сказал  ничего
порочащего императора или его мать, единственных людей, хранимых законом  от
всякого оскорбления. Если моя вина только в том, что я  хорошо  отозвался  о
Бруте и Кассии, так нет историка, кто написал о жизни этих двух римлян и  не
восхвалил бы их. Тит Ливии, чья искренность соперничает с красноречием,  так
славословил Энка Помпея, что Август прозвал его Помпейцем,  но  не  перестал
из-за этого относиться к  нему  с  прежним  дружелюбием.  Тот  же  писатель,
многократно цитируя Сципиона Африканского, Брута и Кассия, не называл их  ни
ворами, ни отцеубийцами, как это делают сейчас, а всегда отзывался о них как
о выдающихся мужах. Антоний Поллион всегда писал о них  весьма  достойно,  а
Мессала Корвин почитал для себя честью служить под началом Кассия,  которого
называл не иначе как мой генерал, несмотря на то,  что  оба  в  равной  мере
обладали почестями и богатствами. Диктатор Цезарь, как он ответил  на  книгу
Цицерона, превознесшего до небес заслуги Катона? Он написал в ответ  на  это
другую  книгу,  предоставив  народу  право  рассудить.  Письма   Антония   и
приветственные  речи  Брута   полны   выпадов   против   Августа,   конечно,
неискренних, но весьма  колких  и  обидных.  Все  читают  стихи  Бибакула  и
Катулла, несмотря на оскорбления в них памяти Цезарей. Див Юлий и Див Август
проявляли терпимость к этим авторам и их произведениям, обнаружив тем  самым
мудрость и умеренность взглядов, ибо презрение к сплетням  и  слухам  -  это
лучший способ их задушить, придавать же  им  значение-  значит  признать  их
обоснованность. Многие труды греков, написанные часто не от  свободы,  а  по
распущенности, оставались всегда без отмщения или кары, если же кто-либо  из
оскорбленных хотел наказать обидчика, то он  мог  написать  ответную  книгу,
полную  ругательств  и  брани.  Никогда  не  считалось  уголовно  наказуемым