Ты знаешь, что любовь не признает сословий. Тебе будет спокойней, если его
не будет.
     - Как не будет? Я ни в коем случае не соглашусь на казнь.  Тем  более
что наш храм обязан ему лучшим своим украшением.
     - Но в начале разговора ты, святой отец, сам предложил это, - ядовито
напомнил Яхмос.
     Птахшепсес устало возразил:
     - Но я не знал причины его поступка.
     Птахшепсес опять представил глаза дочери, когда она все узнает.  Нет!
Ради нее он должен смягчить участь Инара.
     - Что же ты предлагаешь?
     - Я согласен заменить казнь южными золотыми рудниками.
     - Это одно и то же. Казнь - быстрая  смерть,  южные  рудники  -  тоже
смерть, только более мучительная и  медленная.  Заменим  их  каменоломнями
Туры. Это суровое наказание.
     - Так и решим, святой отец! - Яхмос низко поклонился.
     - Девушку, сестру Инара, отпусти к родителям, если она не хочет  быть
жрицей.
     - Будет сделано, как ты сказал,  -  скромно  опустив  глаза,  ответил
Яхмос.
     - Где же сейчас Инар?
     - Падая со стены, он разбился, сейчас лежит без сознания.  Лечит  его
Джаджаманх. Как будет здоров, отправим в Туру.
     Задумавшись, Птахшепсес слабо кивнул головой.
     Яхмос удалился с довольной улыбкой.
     Участь Инара была решена.
     Вечером того же дня, когда Инара на носилках  отнесли  к  врачевателю
Джаджаманху, Яхмос, поразмыслив, отправился к непокорной пленнице.
     Девушка не повернула головы на шорох его шагов. Так было всегда.  Она
смотрела на протекающий  ручеек,  плескалась  в  нем  рукой  и  любовалась
падающими каплями. За эту вереницу дней яркий цвет лица ее побледнел,  она
похудела и была задумчива.
     Яхмос стоял, смотрел на нее и спрашивал себя, что  привлекает  его  в
этой  гордячке?  Ведь  всего-навсего  дочь  ремесленника.  Тети   вскинула
блестящие  глаза,  в  них  сверкнула  ненависть.  Может  быть,  вот   этой
ненавистью она и привлекает? Его, знатного  богача,  которого  боятся  все
жрецы, женой которого согласится стать любая девушка в городе. Ну и что ж,
что любая. Но он не может оторвать глаз именно от этой. Тети повернулась к
нему спиной.
     "Хорошо, - подумал Яхмос, - сейчас заговоришь иначе".
     Он присел рядом на скамейку и неторопливо начал:
     - Твой брат пробрался ночью в храм за  сокровищами,  но  сорвался  со
стены. При падении он разбил голову и до сего времени не пришел в себя.
     Тети со страхом и недоверием слушала жреца.
     - Мой брат ничего дурного не может сделать. Я  тебе  не  верю.  -  Но
что-то в душе ее дрогнуло в предчувствии непоправимой беды. Яхмос  холодно
улыбнулся.
     - По законам нашей страны он должен быть казнен.
     Девушка вспомнила ночные шорохи, которые ее так пугали. Значит, Инар,
пытаясь выручить ее, попал сам в беду. И этот  человек  приписывает  брату
ограбление храма? Стараясь быть спокойной, она проговорила:
     - Если мой брат и попал в храм, то только в поисках меня. Ты сам  это
отлично знаешь. Если это так, ты обязан его освободить.
     - Ты, девочка, плохо знаешь законы своей страны. Это еще не  все.  Он
подслушал тайное совещание жрецов. Как только он придет в себя,  он  будет
приговорен к казни как государственный преступник.
     Только теперь Тети поверила. Весь ужас  случившегося  предстал  перед
ней. Она прежде подумала о горе стариков, потерявших сразу обоих детей,  и
о брате, который ради нее решился на опасный и бесполезный шаг. Теперь все
зависело от этого  коварного  человека.  С  беспощадной  ясностью  девушка
поняла,  что  ее  положение,  ее  будущее  не  имеют  никакой  цены  перед
несчастьем, обрушившимся на брата. Она должна спасти его  любой  ценой.  И
она опустилась на песок перед жрецом:
     - Спаси его, мой господин! Только ты это можешь. Сохрани  его  жизнь.
Он сделал это ради меня.  Мои  родители  не  переживут  такого  несчастья.
Клянусь Птахом, я буду твоей покорной рабой!
     На губах Яхмоса была довольная улыбка. Тети стояла  на  коленях!  Она
умоляла! Настал час его торжества. Наконец, она  была  в  его  власти.  Он
любовался тяжелыми волнами ее черных  волос,  прикрывших  плечи.  Пушистые
ресницы, как черные опахала, опустились на  алебастровую  бледность  лица.
Яхмос невольно подумал: "Верно, сама страдающая Исида не  была  прекраснее
ее, когда оплакивала своего любимого супруга Осириса. О,  святая  Эннеада!
Прости мне греховные мысли".
     Он положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, но  сейчас  же  смиренно
опустилась ниже.
     - Умоляю тебя, всемилостивейший! Спаси  моего  брата!  Я  никогда  не
прощу себе, если стану причиной его гибели. Будь  милостив!  Боги  отметят
тебя и наградят всем, что пожелаешь.
     Но он молчал, и это страшило ее больше всего.
     Он приподнял ее подбородок. Девушка подняла глаза, полные слез.
     - А ты опять будешь держать себя так?
     - Клянусь! Я выполню все твои желания.
     - Хорошо!  Я  постараюсь  спасти  его.  Казнь  можно  будет  заменить
каменоломнями. Обещаю тебе это взамен твоего послушания.
     Тети обратилась к нему с просьбой:
     - Дозволь мне, господин, хоть раз  навестить  моих  родителей,  чтобы
немного их утешить.
     - Сегодня вечером мой слуга проводит тебя к ним. Но горе будет  тебе,
если ты вздумаешь убежать или распускать  неподобающие  слухи.  Ты  должна
сказать, что сама пришла ко мне.
     Вечером в сопровождении слуги Тети навестила своих родителей. Радость
свидания была недолгой.  Она  как  могла  смягчила  удар.  Пообещала,  что
добьется разрешения посетить Инара. Старики с нетерпением  ждали  Руабена,
надеясь на его помощь. Через час слуга повел ее в чужой ненавистный дом, в
гарем богатого и влиятельного жреца.
     В дальнем углу огромного двора стояло несколько  хижин  для  одиноких
жрецов. На веранде одной из них, на широкой  скамье,  лежал  Инар.  Легкая
крыша из пальмовых ветвей давала густую  тень.  Над  юношей,  склонившись,
стоял озабоченный старый жрец. Душа Инара блуждала где-то между  жизнью  и
смертью.  Разбитая  голова  юноши  была  тщательно  забинтована.  На  рану