дня   принялись  убирать  вокруг  конюшни,  уборной  и   сарая   с
оставшимися от зимы дровами.
Вечером он подробно рассказал обо всем полковнику Шиба и господину
советнику Сугияма и предложил забраться в русское посольство  этой
же  ночью,  но  они  велели не спешить, помогать слуге-китайцу  не
менее недели, тщательно ознакомиться и привыкнуть к русской миссии
и кабинету посланника.
Каждый вечер он рассказывал внимательно слушавшим господам Шиба  и
Сугияма о мельчайших деталях обстановки в здании русской миссии  и
они перебирали разные варианты планов похищения бумаг.
Наконец  было  решено  провести  операцию  в  ночь  с  субботы  на
воскресенье,  с учетом того, что в этот вечер у господина  Кассини
обязательно будут гости, выпьют они крепко и разойдутся  не  ранее
часа  ночи.  В  два часа Ватацубаси с фанзы переберется  на  крышу
конюшни,  спрыгнет  в  проход между конюшней  и  дровяным  сараем,
пользуясь новолунием и обычным безлюдьем, пересечет прыжком дворик
перед  конюшней,  и садом прокрадется к окну кабинета  посланника.
Ночи  стоят  душные, поэтому окон не закрывают, и он легко  сможет
проникнуть в кабинет. Там он, подсвечивая себе фонариком,  откроет
сейф, сложит из него все бумаги в сумку, а если их окажется много,
то  переберет  в поисках самых, с его точки зрения, интересных,  и
прежним  путем  вернется на крышу фанзы. Сейф  в  канцелярии  было
решено  не трогать, так как господин советник Сугияма сказал,  что
особо  ценных  бумаг  там  и  быть не должно,  их  хранит  у  себя
посланник. И, во-вторых, дверь из канцелярии постоянно  открыта  в
прихожую,  а  та  - на крыльцо, где всегда дежурит  казак.  Слуга-
китаец  и  "студент"  из   японской миссии помогут  ему  доставить
бумаги  в  посольство, а за воскресный день  все  документы  будут
перефотографированы. В ночь на понедельник он должен будет вернуть
бумаги в сейф и постараться положить их в том же порядке, как  они
лежали.  Китаец  Лю, как опасный свидетель и возможный  предатель,
будет ликвидирован.
В  субботу, отработав, как обычно вместе с Лю на уборке в  миссии,
Ватацубаси  кружным путем вернулся в свою комнату, плотно  поел  и
крепко  уснул. Собою он владел, и пугать возможными неприятностями
не собирался.
В  полночь господин полковник Шиба разбудил его. Он быстро  встал,
умылся,  поел  и  вскоре к нему зашел Итиро Кэбура  сообщить,  что
гости  русского посланника разошлись. Ватацубаси и полковник  Шиба
еще раз обсудили все варианты действий на непредвиденные случаи и,
qnopnbnfd`el{e Итиро, отправились к фанзе китайца Лю.
Итиро  Кэбура поднял спавшего Лю и велел ему проводить на крышу  и
помочь перебраться на конюшню русской миссии господина Ватацубаси.
Хотя  китаец  Лю и давно ожидал чего-то подобного,  знал,  что  за
украденный  у  русских рис и вино ему придется  заплатить  высокую
цену,  но  руки  и  ноги ему едва повиновались. Освещенное  жалким
желтым огоньком масляной плошки его лицо, мокрое от пота, умоляюще
тряслось. Предчувствие самого ужасного томило его.
- Генерал, не ходи, - просил он, - я чувствую худо, не ходи...
Итиро дернул его за руку, - Молчи, - и пригрозил револьвером.
С  крыши  фанзы  Ватацубаси качнулся вперед, поймал  руками  остро
затесанные бревна частокола, подтянулся и перебросил ногу на крышу
конюшни.  Внизу  всхрапнул, переступил и  тяжело  оперся  о  стену
проснувшийся конь. Ватацубаси затаился. Не менее минуты он  провел
на  крыше здания, вслушиваясь в темноту, потом, низко пригнувшись,
спрыгнул  вниз,  в проход между конюшней и сараем.  Конь  еще  раз
всхрапнул. Все расстояние от конюшни до садика, от клумбы к клумбе
и  до  четвертого окна от угла здания миссии были им  неоднократно
промеряны шагами и обостренно точно лежали в памяти. Лишь тихонько
похрустывал песок под ногами, да били по лицу глянцевитые  крупные
листья  магнолий.  Но вот и нужное окно на смутно  белеющей  стене
посольского  особняка. Притаившись, он еще пару  минут  посидел  в
кустах,   поднялся,   отодвинул   рукой   чуть   шуршащий    полог
противомоскитной  сетки и заглянул в комнату.  Было  темно,  тихо,
тревожно  и таинственно. Он стал коленями на подоконник, вынул  из
кармана  платок  и обтер подошвы сандалий, чтобы не  оставлять  на
полу влажной земли. Тихонечко опустился в кабинет и замер.
Вдруг  в ночной тиши спящего дома раздались шаги, и голос русского
посланника спросил, - Не спишь, Тарас?
-  Никак  нет,  господин граф, - ответил дежуривший на  крыльце  у
открытых дверей дома казак.
Шаги  раздались ближе, дверь из канцелярии в кабинет распахнулась,
и  на  пороге  с канделябром о три свечи показался посланник  граф
Кассини.
Ватацубаси  едва  успел присесть за письменный  стол,  стоявший  у
правой стены, боком к окну.
Посланник сделал три нетвердых шага от двери к столу, поставил  на
него канделябр и обернулся к сейфу.
Замерев,  Ватацубаси выглядывал из-за угла столешницы, моля  богов
не  мешать, увести русского посланника и не позволить ему  позвать
для какой-нибудь надобности в кабинет казака, иначе непременно его
обнаружат.
Но  посланник  потыкал,  не попадая, в скважину  ключом,  негромко
щелкнул замок, и дверь сейфа медленно отворилась. Граф вынул левой
рукой  из кармана синего атласного халата сверток бумаг и  положил
их  на среднюю полку. Потом закрыл сейф, сунул ключ в карман, взял
канделябр, повернулся, освещая и осматривая кабинет, и вышел, тихо
прикрыв дверь. На этот раз он не сказал казаку ни слова, прошел  к
себе,  и  было слышно, как там глухо стукнули три двери и скрипели
половицы.
Дом  опять  погрузился в сонную тишину. Затаив дыхание, Ватацубаси
слушал и слушал, потом начал считать про себя, решив, что счета до
пятидесяти будет достаточно, казака сморит сон. Досчитал, выдохнул
воздух,  настраиваясь на первое движение, но передумал и  еще  раз
досчитал до пятидесяти.
В доме было тихо и сонно.
Крадучись,  чтобы  не  скрипнули половицы,  он  подошел  к  сейфу,
ласково  погладил его, уговаривая не противиться, в полной темноте
нащупал   отверстие   замка,  тихонечко   вставил   ключ,   замер,
прислушиваясь, но все было спокойно.