значительно  расширялась и, особенно на левом берегу, образовывала
обширную  открытую   равнину. Среди этой  равнины  Пхеньян  и  его
окрестности   представляли  собой  группу  холмов,   командовавших
окружающей  местностью.  Поворот  реки  у  северной  части  города
образовал выступ, с которого можно было держать под обстрелом  всю
долину реки.
- Удобнейшее место для обороны, - воскликнул поручик Минаев.
-  От  кого вы здесь собираетесь обороняться? - с иронией  спросил
Ивашников.
-  Вам,  прапорщик, как разведчику, должны быть  ясны  устремления
России  в  Маньчжурию,  Китай,  Корею.  Ялу  и  Порт-Артур  станут
форпостами,  а противником нашим будет не раздираемый иностранцами
Китай,  а  молодая  хищница  Япония. Заметьте,  японцы  уже  везде
чувствуют себя в роли хозяев.
- Вы как пифия, предсказываете будущее.
- Газеты читайте, юноша, будущее в них уже расписано.
И  он  оказался  прав. Через семь лет и четыре  месяца  Ивашникову
придется воевать именно в этих местах. Но об этом позже.

Переправляясь из Ийджу через реку Ялу в Аньдун, город на китайской
repphrnphh, они попали в большую неприятность. Широкая  и  длинная
шаланда вместила довольно много китайцев, возвращавшихся к себе на
родину  после выполнения каких-то работ в Корее. Человек пятьдесят
их  было.  Ивашников  и Минаев разместились  на  чуть  приподнятой
корме. Шаланда приводилась в движение большим парусом, поднимаемым
на мачту при помощи двух тонких канатов, и, у берега, весел. Шумно
и весело переговариваясь, китайские парни заняли среднюю и носовую
части  шаланды.  Паромщик сбросил причальный  канат  с  берегового
бревна, и шаланду тихонечко понесло течением от берега. Пора  было
поднимать  парус. Паромщик, недовольно поглядывая на  иностранцев,
визгливо велел молодым пассажирам-китайцам браться за канаты. Они,
полные  желания  скорее  вернуться домой, весело  дернули,  подняв
парус  до середины мачты, дернули еще раз и парус взлетел  наверх.
Озорничая,  они  дернули  еще  раз, одна  из  веревок  лопнула,  и
свободный  конец  рея упал вниз, разбив до крови голову  стоявшему
под   ним   пассажиру.   Люди  бросились  от   падающего   рея   к
противоположному  борту,  шаланда  сильно  накренилась,  едва   не
опрокинулась, а многие попадали. Причина была ясна с самого начала
-  старая  гнилая  веревка  не выдержала  дружного  рывка  молодых
здоровых  парней, спешащих домой, но лодочник, старый  беспокойный
китаец,  явно  желая отвести вину от себя, закричал,  указывая  на
хорошо одетых иностранцев, - Янгуйцзы - Заморские дьяволы! Это они
во  всем виноваты. Их надо убивать. Выбросите их в реку, иначе  мы
все утонем.
Настроение   пассажиров-китайцев  резко  изменилось.  От   весело-
добродушного   до  непримиримо-враждебного.  Самые   горячие   уже
хватались  за  длинные  крепкие  весла,  и  у  Ивашникова   сердце
стремительно ухнуло вниз, в пятки. Минаев, побледнев и закусив  от
бешенства нижнюю губу, выхватил из-под сюртука внушительного  вида
Смит-и-вессон   и  оглушительно  выстрелил  низко   над   головами
возбужденных  парней.  Вид здоровенного черного  револьвера,  сноп
пламени  и резкий звук выстрела отрезвляюще подействовали на  них.
Олег  Николаевич  направил револьвер на лодочника  и  голосом,  не
оставляющим сомнения в непременности исполнения, велел  замолчать,
привязать  новую  веревку  и  двигаться  в  путь,  не  то  он  его
застрелит.  И  сунул ствол, из которого еще вился дымок,  под  нос
старика.
Хладнокровие поручика Минаева, хорошо понятый ими маньчжурский его
диалект,  большущий револьвер и, главное, твердость и уверенность,
быстро  успокоили  людей. Дрожащими руками достал  лодочник  новую
веревку, привязал ее к концу рея, вскарабкался на мачту, пропустил
ее  через блок и крикнул пассажирам вновь поднимать парус. На этот
раз все обошлось благополучно.
На  причале  в Аньдуне пассажиры бросились к полицейскому,  дружно
загалдели,   показывая  на  иностранцев  пальцами,  и  полицейский
попросил их пройти в гуань-тин - местный полицейский участок.  Там
дежурный  начальник спрятал зелененькую бумажку в  карман,  и  они
отправились дальше.

Через  месяц  два  американских  бизнесмена  сошли  с  английского
парохода  в  Фузане. Еще три дня путешествовали они  по  маленьким
южнокорейским  городкам и потом исчезли. А  еще  через  неделю,  в
первых  числах ноября 1896 года на столе у русского  посланника  в
Корее    Карла    Ивановича   Вебера   лежали   пять   экземпляров
отремингтонированных   и   сброшюрованных    заметок    "Историко-
географичеекйй очерк Ляодунского полуострова. Порт-Артур и Да-Лянь-
Вань. С картой Ляо-Дуна и двумя планами".
"Название  Порт-Артур  сделалось известным  миру  сорок  лет  тому
назад,  когда  крейсировавшая по Желтому морю  английская  эскадра
наименовала  таким образом одну из гаваней южной части Ляодунского
onksnqrpnb` в честь своего мифического короля Артура, называвшуюся
у китайцев Люй-шунь-коу. В семидесятых годах этот порт представлял
собой  лишь крохотную стоянку для местных джонок. Расположенная  у
этой  гавани  деревня состояла из шестидесяти-семидесяти  глиняных
фанз  с  несколькими лавочками и тремя-четырьмя гостиницами,  или,
вернее, постоялыми дворами. В таком положении Порт-Артур оставался
до  начала  восьмидесятых  годов,  когда  китайское  правительство
решило  приспособить  его  для стоянки  своей  северной  Бэйянской
эскадры   и  устроить  здесь  сильную  морскую  крепость.   Осенью
восьмидесятого года германский поручик фон Генекен, состоявший  на
китайской  службе  в  должности  личного  адъютанта  Ли  Хунчжана,
тогдашнего  Чжилийского генерал-губернатора и главного  начальника
северной  эскадры,  был  послан для топографических  и  инженерных
изысканий,  а в декабре того же года, по утверждении составленного
им  плана  фортификационных  сооружений,  были  начаты  работы,  к
которым  впоследствии были привлечены до четырех  тысяч  китайских
рабочих.  В  эпоху Тонкинской войныПервоначально  все  работы  велись  под  руководством   германских
инженеров  во  главе с фон Генекеном, но в 1886 году  оборудование
порта   было  поручено  французскому  синдикату  в  Тяньцзине,   а